На главную Публицистика Культура и Религия
5

«Я хочу видеть людей счастливыми…»

Светлана Замлелова

 

 

И.О. Горбачёв.jpg

К 90-летию И.О. Горбачёва

 

Игорь Горбачёв называл себя счастливым человеком. И прежде всего потому, что нашёл своё призвание, потому что избранная профессия стала источником радости, а труд – внутренней потребностью. Однажды, когда театр им. А.С. Пушкина был на гастролях во Франции, Горбачёва спросили: «Как вам удалось пробиться в театр и занять в нём ведущее положение?» Он удивился, поскольку никогда и никуда не пробивался. Так получилось, что профессия не просто сама нашла его – он бежал от судьбы, но судьба догнала его и не отпустила. Он был убеждён, что так и должно было случиться, потому что в то время «любое, даже самое маленькое, дарование, разумеется, не само по себе, а при каких-то собственных усилиях и внимании окружающих людей обязательно должно проявиться». Так и вышло: сначала кружки художественной самодеятельности, потом театр-студия при Ленинградском университете, Театральный институт и, наконец, театр. Сперва – БДТ, а спустя два года, с 1954-го, – Ленинградский академический театр драмы им. А.С. Пушкина, где с 1975 по 1991 гг. Игорь Олегович был ещё и художественным руководителем. В 1992 г. Горбачёв, что называется, открыл собственное дело, создав негосударственный театральный институт «Школа Русской Драмы», которая сегодня носит его имя.

 

Он и других призывал искать себя.  Всю жизнь, не останавливаясь и не отказываясь от мечты. «Я хочу видеть людей счастливыми», – писал Горбачёв. Он был уверен, что каждый и может, и обязан быть счастлив. Даже если человек ошибся, открыл не ту дверь, пошёл не по тому пути, всё равно не стоит отчаиваться – нужно продолжать искать. Искать, несмотря на годы и пройденный путь. Искать именно своё место в мире, чтобы не занимать чужое, «бороться за право проявить свои способности и помогать их открывать в других». Только это и стоит жизни и затраченных усилий. Таков был секрет счастья от Игоря Горбачёва. Он знал, о чём говорил.

 

Слава пришла к Горбачёву ещё в студенческом театре, где начинающий актёр сыграл роль Хлестакова. С «Ревизором» театр отправился в Москву на смотр художественной самодеятельности, и о Горбачёве тогда же заговорили как о «настоящем большом таланте». А вскоре последовало приглашение сыграть Хлестакова в кино. Когда же вышел фильм, журнал «Искусство кино», процитировав Гоголя, отозвался, по сути, о Горбачёве как о «лучшем актёре труппы». Хлестаков Горбачёва действительно стал своего рода открытием. Помимо того, что непрофессиональный актёр играл на одном уровне с мастерами сцены, Игорь Олегович явил по-настоящему новое прочтение гоголевского образа. Его Хлестаков получился даже отчасти симпатичным. Вертлявый и бестолковый, импульсивный и мечтательный, инфантильный и жизнелюбивый, но неизменно обаятельный – таким русская публика Хлестакова ещё не видела.

 

Но слава – коварная вещь. Особенно актёрская слава. Бывает, что после яркого дебюта актёру долго не достаётся похожая по масштабу и наполненности роль. Играть оказывается нечего, и о молодом исполнителе постепенно забывают. «Шумное начало, – писал Горбачёв об актёрских судьбах, – может таить в себе неуспех, разочарование в дальнейшем». Но с ним самим этого не произошло. За два сезона в БДТ Горбачёв сыграл ведущие роли в спектаклях «Яблоневая ветка», «Рюи Блаз», «Когда ломаются копья», «Строгая девушка», «Слуга двух господ», «Под золотым орлом». А в Пушкинском театре он дебютировал ролью Александра Ведерникова в пьесе «Годы странствий» А. Арбузова. Как написала Татьяна Забозлаева: «Путь его был усыпан розами с первых шагов». Когда же актёру не было ещё и сорока, Георгий Товстоногов сказал о нём: «Он, конечно же, входит в десятку лучших актёров мира… Нет, пожалуй, в пятёрку». И дело тут, конечно, не только в везении. Горбачёв был уверен, что искусству нужны личности, мыслители, что творец должен не развлекать, а учить, помогать, спасать. В связи с этим он вспоминал слова Н.К. Черкасова о том, что «только профессионализм, помноженный на огромный труд и талант, может сделать что-то настоящее в искусстве». Прежде всего, нужно знать, что ты хочешь сказать своим искусством, а для того, чтобы знать, нужны убеждения. Но без темперамента невозможно никого убедить. И здесь проявляется то качество, без которого вообще не может быть искусства. Горбачёв называл его «заразительностью», это способность увлечь, не оставить равнодушным, заставить любить или ненавидеть. Вот этот сплав таланта, профессионализма, убеждений Игорь Олегович ценил более всего.

 

Он и сам был такой – не просто выдающийся талант и профессионал, но и цельный, вдумчивый, принципиальный человек, последовательный и предельно требовательный к себе, убеждённый и бескомпромиссный в оценках добра и зла. Этим ощущением проникаешься, читая его книги. А все, кто знал Горбачёва, вспоминают его как человека добрейшего и необычайно отзывчивого, остро чувствующего чужую беду и всегда готового помочь. Он был коммунистом и до конца оставался верен своим идеалам, отвергая буржуазную, обывательскую мораль, за что его одни называли романтиком, а другие ненавидели. А ведь романтизм его был не каким-то отвлечённым, мечтательным, но заключался в активном неприятии обывательщины, фальши, лжи, несправедливости и в то же время в преклонении перед истинно великим, перед самоотвержением в любом деле, перед жизнью, прожитой для людей, а не для себя одного. Даже талант без активной гражданской позиции, по мнению Горбачёва, только вредит как его обладателю, так и окружающим. Искусство для него было неотделимо от жизни, а задачей любого художника он считал «если не разведать и нанести на карты тропинки в будущее, то хотя бы поведать в поэтических образах о самом облике его». Целью и смыслом русского, советского искусства он видел веру в силу добра, стремление пробудить светлые чувства, воспитать ненависть к злу, «неприятие того, что нам мешает жить».

 

Рассуждения Игоря Горбачёва об искусстве заставляют задуматься и о том, что происходит с искусством сегодня. «В жизни случается всякое, – считал Игорь Олегович, – но подлинный художник всегда отображает типическое. Именно в этом и заключается правда жизни». Выявление типического – такова, по мнению Горбачёва, традиция русского театра и, можно утверждать, шире – русского искусства. Но как быть, если добро перестало быть типическим? Думается, именно поэтому в современном искусстве нет героического, именно поэтому современное искусство не оптимистично, и все попытки найти положительного героя кажутся нелепыми и фальшивыми. В самом деле, героическое перестало быть типическим. Героическое связано с самопожертвованием, бескорыстием, увлечённостью, самоограничением, что уж никак не является типическим для нашего времени. Перефразируя Игоря Горбачёва, можно сказать, что в жизни действительно случается всякое и никто не станет утверждать, что ничего этого сегодня нет. Но типическим назвать это нельзя. Типическим стало обывательское, когда главное подменяется неглавным. Общество уважает людей состоявшихся и состоятельных, тех, кто добился личного успеха. При этом никому не интересно, состоялся ли человек как человек и что кроется за внешним успехом – подлинные достижения или шум вокруг имени.

 

Если современное российское общество – это общество обывателей, то и искусство в таком обществе может либо воспевать обывательское, либо обрушиваться на то, что ему противоречит. Это и будет типическим. Кроме того, для современной России типичны два образа обывателя – посконный монархическо-православный и прозападный. Представители этих направлений вступают между собой в противоречия и даже какое-то подобие борьбы, что также можно считать типическим. Но стоит ли воспринимать отличившихся в этой брани героями? Едва ли. Так что и тут типическое отнюдь не тянет на героическое.

 

Зато можно утверждать, что российское общество переживает своеобразную стагнацию, в связи с чем непонятно: кто таков современный русский человек, какой он в развитии. Ведь обыватели были всегда, но помимо обывателей существовали опричники, гусары, юродивые, казаки, юнкера, большевики, что тоже было типично для разных эпох. Даже для 90-х типичным был бандит в малиновом пиджаке с неотпоротой на рукаве этикеткой. То есть русский человек менялся, обретая в разные эпохи разные, но вполне определённые черты и выдвигая из своей среды типичных представителей. Но русский человек начала XXI в. – существо довольно аморфное и подражательное. Что в нём массово и определённо – так это обывательское. Так что условный образный ряд «опричники – гусары – юродивые – казаки – юнкера – большевики – бандиты» можно продолжить «обывателями». Ничего другого наша эпоха пока не выдвинула.

 

Горбачёву обыватель был совершенно чужд. «Если он (обыватель – С.З.) имеет какое-либо отношение к молодёжи, к воспитанию молодого поколения, это страшно», – писал Игорь Олегович. Он заявлял об этом не только книгами, но и ролями в театре, в кино. Характерна в этой связи исполненная им роль Ивана Петровича Туркина в к/ф «В городе С.» (1966, реж. И.Е. Хейфиц) по рассказу А.П. Чехова «Ионыч». Благополучный отец семейства, забавляющий гостей остротами вроде «Я иду по ковру, ты идёшь, пока врёшь, он идёт, пока врёт», повторяющий изо дня в день одни и те же анекдоты и номер в прихожей «Пава, изобрази». Герой Чехова как будто не замечает всей этой скуки и пошлости и даже как будто всем доволен. Но герой Хейфица / Горбачёва – отнюдь не весёлый обыватель, даже свои надоевшие остроты он произносит с какой-то затаённой грустью и как будто бы извиняясь. Точно по необходимости, точно понимая безысходность своего положения и лишь поневоле смиряясь с нею. И если Ионыч огрубел и ожесточился, решив для себя в какой-то момент «искать золота», то Туркин Горбачёва стал «грустным клоуном». В конце фильма, проводив жену и дочку, которых поезд уносит, возможно, навстречу новому, Туркин бредёт по платформе, возвращаясь в свой мир, откуда ему нет исхода. Спина удаляющегося героя говорит красноречивее многих слов. Горбачёв не просто сыграл персонажа, предложенного Чеховым, но и вложил в эту роль своё отношение к обывательскому благополучию и взгляду на мир.

 

Игорь Олегович создал немало и других ролей в кино, но прежде всего он был театральным актёром, хранителем традиции русского драматического театра как культурного наследия России. Здесь были главные роли, о театре были главные думы. А потому обойти вниманием театр просто невозможно, тем более что и в театре он противостоял проникновению мещанского, обывательского начала. Не был он консерватором, противников развития и новизны. Напротив, он утверждал, что театр обязан быть современным. Только для Горбачёва это значило не бегать нагишом по сцене, а понимать дух времени, чувствовать направление века, отстаивать добро в новых условиях. Новизну он понимал иначе, нежели на Западе и в сегодняшней России, когда бунтарский модернизм на сцене выродился в патологию. Он призывал изучать прошлое, усваивать его, а затем, «оттолкнувшись от уже сделанного, идти дальше». Уже в 60-е гг., считал он, началось наступление на русский театр, на русскую драматическую традицию, уже тогда разговор о русской культуре мог закончиться обвинениями в великорусском шовинизме. О тех театральных режиссёрах, кто мечтает, «чтобы Россия из провинциальной стала великой культурной державой», Горбачёв говорил: «Они так переиначивают Чехова, Островского, Толстого, что жалко молодое поколение. Это открыто, цинично, фига нам, русским людям: “Смотрите, что мы делаем с вашими великими!”» А ведь великие на то и великие, что стремятся вверх и зовут за собой остальных. Но обывателю не нужны высокие мерки и достойные примеры для подражания, ему нужно совсем другое.

 

Самым страшным в обывателе Горбачёв считал даже не то, как скучно он живёт, но его раздвоенность, способность уживаться с двумя правдами: одной на словах, а другой – в поступках. Именно эта черта и подтверждает лишний раз обывательскую сущность российского общества. Ведь можно много и громко говорить о коммунизме или христианстве, но ценить при этом иное.

 

Игорь Олегович был совершенно прав: обыватель действительно страшен. «Мещанство победит и должно победить», – писал Герцен, уверенный, что мещанство – «окончательная форма западной цивилизации». Мещанство побеждает сегодня и в России. Вот новейший пример – современная российская писательница размышляет о Че Геваре: «…Иллюзии справедливости и равенства продолжают отравлять мозги, люди не задумываются о том, что все пламенные революционеры рано или поздно приходят к мечте о диктатуре. Их мифологизация калечит сознание современного человека. Забалтывается в трескучих словесах истина о том, что создание богатства – благо, и неравенство – благо, ведь это соревнование в успехе и достатке. Что равенство возможно только в нищете, а оттуда рукой подать к лагерным баракам и террору. Всё же жаль, что Че Гевару не застрелили раньше… Спасли бы миллионы умов от брака мышления». В небольшой заметке автор как нельзя ярче осветила глубины обывательского сознания: кто мешает благополучию сытых, кто нарушает одним своим видом покой состоятельных – должен быть уничтожен или хотя бы изгнан. И неважно, кто этот мешающий – революционер или обычный нищий. Религия обывателя – благополучие, отчего обыватель приземлён и примитивен, отчего всё, что он понимает, всё, что готов защищать – это успех и достаток. Всё, что было когда-то благородного, чистого, аскетического, возвышенного да хоть бы и лихого – не свойственно обывателю. Даже то, что он называет свободой и чем так гордится, по сути своей – рабство.

 

И если представить себе, что не было бы у нас ни великой русской литературы с её неприятием обывательской пошлости, ни первопроходцев и подвижников, ни героев многочисленных войн и сражений, ни Революции, выдвинувшей людей, не щадящих себя, ни деятелей искусства масштаба Черкасова, Толубеева, Горбачёва… Не на что было бы оглянуться, и надеяться тоже было бы не на что.

 

2017

 

Нравится
 
Комментарии
Комментарии пока отсутствуют ...
Добавить комментарий:
Имя:
* Комментарий:
   * Перепишите цифры с картинки
 
Создание сайта - Vinchi & Илья     ®© Светлана Замлелова