 Светлана Замлелова
На вопрос: «Есть ли сегодня в России литературная критика?», невозможно дать однозначный ответ. Существует целая армия филологов, обожающая терминологию и готовая с её помощью проанализировать любой текст. Есть рецензенты, на заказ или по просьбе то ругающие, то восхваляющие коллег-писателей. Но критика, то есть независимого обозревателя выходящей литературы, честно и в доступной для читателя форме анализирующего произведение, авторский стиль и авторскую осведомлённость – такого критика в общем-то нет. Счастливое исключение составляет Александр Кузьменков. Но одному ему просто не под силу охватить разросшуюся, как кусты шиповника, отечественную словесность. Те же, кого мы привыкли называть критиками, а по сути – филологи и рецензенты – не просто не занимаются своим делом, но зачастую откровенно вредят.
Критики любят повторять: «прекрасный стиль…», «чудесный язык…» Но редко подтверждают свои восклицания примерами. В том-то и дело, что современный писатель зачастую вовсе не владеет литературным языком. И в деградации отечественной словесности виноваты, в первую очередь, критики. Это с их, не то, что молчаливого согласия, а велеречивого славословия посредственные, не слишком талантливые и умные и даже не очень мастеровитые авторы стали сегодня лучшими писателями России. В то же время, множество действительно хороших писателей до публики просто не доходят. Это именно с подачи критиков отпала для писателя необходимость владеть языком, как инструментом. С подачи критиков стало нормальным писать кое-как. Критик развратил писателя. Почему? Потому что наиболее удачливые критики стали лакеями книгоиздательского бизнеса. Те, кому повезло чуть меньше, открывают перед бизнесом, как перед тучным барином, двери в надежде получить монетку славы. Другими словами, проще всего примазаться к «раскрученному» писателю, чтобы и на себя обратить внимание. Можно примазаться и ругаючи. Но ведь и ругать нужно уметь, поскольку необходимо понимать, на что обратить читательское внимание, необходимо обладать кругозором, необходимо и самому иметь чувство языка, чтобы судить об авторском стиле. Хвалить же гораздо проще, достаточно просто сообщить, что некто – прекрасный стилист и пишет не хуже Чехова.
О литературе, как и любом другом искусстве, можно говорить, отвечая на вопросы «о чём» и «как». Прежде чем рассуждать – о чём произведение, важно увидеть и понять – как оно сделано. Есть такая легенда об И.Е. Репине: когда к нему приходил художник и называл себя абстракционистом, Репин просил нарисовать лошадь. Если художник не справлялся, Репин выгонял его, будучи уверен, что такой абстракционизм – от неумения рисовать. Умение рисовать, владение техникой рисунка – это основа изобразительного искусства. Владение словом – основа искусства слова. Если пишущий человек не владеет словом, не имеет так называемого чувства слова, писатель из него никудышный. Примеров косноязычия бывает довольно в школьных сочинениях. Не раз эти ошибки школьников публиковались и становились предметом всеобщих насмешек. Вот лишь несколько из них: «Когда туман рассеялся, князь увидел татаро-монгольское иго»; «Великий писатель Лев Толстой одной ногой стоял в прошлом, а другой приветствовал настоящее»; «Ёж, жаба и ласточки помогают садовнику поедать насекомых».
А вот примеры из сочинений современных писателей, лауреатов, кстати, многих премий: «Голубев так и этак пытался проникнуть внутрь, и пока подпрыгивал и лез, выпил всю водку»; «…Лесные пожары в Забайкалье, катившиеся огненной стеной…»; «Наши девушки целомудренны, а многие невинны»; «Он развёлся с женой, питался на пенсию своей матери»; «Первое, что делает деревенский житель, всю жизнь вкалывавший до бесчисленного пота…»; «В городской душной заразе сигарета идёт за милую душу, а в деревне, когда лёгкие получают полный разлив свежести, никотин сразу становится неуместным»; «Галя сидела в гимнастерке и больше без всего»; «Все это играло не меньшее, а большее значение»; «Насладившись заключенными в янтарь богатством природы». И так далее, и тому подобное. Не многим лучше, не правда ли? И это не опечатки, не шероховатости и не ошибки, пропущенные редактором. Это стиль, кочующий из книги в книгу. Это стиль, который хвалят и справа, и слева, убеждая почтеннейшую публику, что так написали лучшие российские писатели современности. Но если мы ратуем за такую литературу, тогда всё прекрасно, не о чем и горевать. Непонятно только одно: почему нам так не нравится, что власть нас обманывает, что не хочет совершить геополитический прорыв, что узаконивает либеральную экономическую модель и пр., пр., пр.? Почему мы недовольны, когда мы сами – такие же? Каждый из нас на своём месте не хочет честно и добросовестно заниматься своим делом. Но тогда зачем удивляться, что того же не хотят другие? Вас, господа критики, устраивает в русской литературе «бесчисленный пот», «полный разлив свежести», которые получают лёгкие? А кого-то вполне устраивает чьи-то там нищета и бесправие. Конечно, это не одно и то же. Просто видеть чужую наглость, чужой непрофессионализм и чужую алчность нам невыносимо. А вот со своими мы как-то уж очень легко уживаемся.
Критику ли не знать, что литературный, художественный язык – это первое сущностное качество художественной литературы. К сожалению, сегодня художественному языку уделяется критикой всё меньше внимания. То есть порассуждать абстрактно – это пожалуйста. И вот порассуждали критики о проблемах литературы и пошли дальше хвалить косноязычие, а по сути – добивать нашу несчастную литературу. Остаётся надеяться, что литература выживет и сохранится не благодаря критике, а вопреки ей.
Без художественного языка, без индивидуального почерка нет писателя и нет, соответственно, художественной литературы. Но кроме владения языком, писатель должен уметь создавать миры. Литература – это и есть параллельные миры. Только в настоящей художественной литературе – это живые миры. Они могут быть населены кем угодно. Но читая, не сомневаешься, что существа из этих параллельных миров живые, что они ходят, дышат и говорят именно так, как должны это делать. В живых мирах нет места шаблону или ходульности, зато всё здесь происходит, подчиняясь внутренней логике. А если и появляется ходульность, то она всегда логически обоснована и преподнесена так, что читатель верит: иначе и быть не могло. Все персонажи – как в жизни – имеют своё лицо, свой характер, свои достоинства и недостатки, разговаривают, в конце концов, каждый по-своему. Кроме того, художественная литература говорит языком образов, пряча многое в детали, цвета, в символы. Всё это, конечно, нужно уметь прочитывать. Беда в том, что прочитывать зачастую нечего да и некому.
И конечно, произведение литературы – это всегда что-то цельное, служащее общему замыслу. Это может быть самый крутой авангард или самая немыслимая абстракция, но цельность – проявление способности видеть целое, а не куски, и потому никак не связана со стилем и подходом. Разорванное, нецельное повествование – всегда признак плохой литературы, слабой одарённости автора, неумения подчинить своему замыслу повествование.
Вот это, пожалуй, главное, что отличает художественную литературу от схожих по форме занятий. При этом литература может быть и серьёзной, и чисто развлекательной, и какой-нибудь экспериментальной. Главное, чтобы это было живое, цельное повествование, написанное хорошим языком. Если же художественная литература учит худому – это вовсе не обязательно свидетельствует о том, что перед нами не литература. Не нужно путать литературу с моралью. Сегодня очень много появилось православных писателей, пишущих о святых угодниках или о том, как человек ходил-ходил мимо церкви, а потом решил в неё зайти… К литературе это, как правило, не имеет никакого отношения. В то же время и большой художник может служить Злу, и это уже на совести художника.
Но вернёмся к нашим… критикам. Ну нет сегодня критиков, которые, как, например, Белинский, читали бы не своих приятелей и не тех, кто готов платить за рецензии, не тех, кого «продвигают» по самым разнообразным, не связанным с литературой мотивам – от родственных до политических – но общий массив литературы. То есть книги, издаваемые не только ЭКСМО и АСТ, но и множеством других издательств. И читали бы, опять же, не корысти ради, а для объективной оценки; для того, чтобы представить действительный обзор литературы, а не повторять как мантру навязший в зубах список; чтобы объяснить читателю, на что стоит потратить время, а от чего следует держаться подальше. А также и для того, чтобы в литературе существовала некая планка, ниже которой опускаться автору не следовало бы. Но как относиться к ведущим и всем известным критикам, которые поют осанну «раскрученным», но плохим книгам? Что это, как не вредительство? Зачем это делается? Зачем плохое настойчиво выдаётся за хорошее? Если учиться музыке на расстроенном инструменте, можно подвергнуться риску испортить слух, потому что настоящее «до» вскоре будет восприниматься как «до-диез». Если читать то, что нахваливают критики, можно в скором времени и ресторанное меню принять за изящную словесность.
Только хочется обратиться к этим критикам: неужели вы не понимаете, что перечисляя через запятую на авторитетных площадках плохие романы плохих писателей, вы убиваете литературу? Вы, которые твердите о «литературоцентричности» России, не совершаете ли вы преступление, разрушая эту самую центричность? Конечно, пусть будет много писателей – и хороших, и разных. Но зачем чёрное выдавать за белое? Утверждая на примере малоодарённых авторов, что есть ещё порох в пороховницах, вы разрушаете или опрощаете читательский вкус, вы задаёте планку письма и тем самым плодите никудышных, местечковых писак.
Если ничего не менять в литературном процессе, если оставить всё так, как есть сегодня, критика в скором времени обесценится полностью. И не нужно ждать милости от государства. Нужно хотя бы не манкировать своими обязанностями и не называть медийных персон, балующихся литературой, лучшими писателями. Но чем дальше, тем увереннее критик превращается в обслугу книгоиздательского бизнеса. А в этом случае критика как жанр изживает себя. Критик должен ориентировать читателя в море литературы, а не перечислять через запятую своих приятелей или, как ему кажется, единомышленников. Сегодня, когда пишут все, это особенно важно. Ни читатель, ни единичный критик не могут охватить весь тот объём литературы, что попадает на прилавки магазинов плюс публикуется в интернете. Пишущих людей стало так много, что для осмысления всего написанного нужно содержать целое министерство критики. Получается какой-то замкнутый круг, преодолеть который можно только, совершив рывок.
2015
|
