 Светлана Замлелова
Наряду с сообщениями об Украине, Сирии, а теперь еще и Турции в ленте новостей почти постоянно присутствуют сообщения о самоубийствах, об убийствах членами одной семьи друг друга или о попытках родителей извести тем или иным способом собственных чад. То молодая мамаша оставит дите в лесу, то отец кинется с ножом на своих отпрысков, а то вдруг, как недавно в Иркутске, мать семейства выбросит из окна двоих малюток и сама отправится следом. Сказки Шарля Перро, да и только: «Давай лучше заведем детей в лес и там оставим» («Мальчик с пальчик»).
Читая о подобного рода происшествиях, задаешься двумя вопросами: во-первых, стоит ли новостным агентствам так подробно и часто рассказывать о разных убийцах и маньяках; а во-вторых, что происходит с обществом, одолеваемым влечением к смерти.
Первый вопрос следует, конечно, адресовать не новостным агентствам, а надзирающим организациям. Все давно поняли, что взывать в наше время к совести – дело бесполезное. Для привлечения читателей или слушателей новостные агентства не просто укажут выход из сложной жизненной ситуации или депрессии, но и объяснят, как этим выходом воспользоваться.
А вот ответ на второй вопрос нужно искать самим, поскольку привычные отсылки к бедности, как объяснению всех трагических происшествий, представляются неудовлетворительными. Едва ли психически здоровый человек лишит себя, своих друзей или детей, да и просто ближнего жизни по причине бедности. Прежде всего, потому что инстинкт самосохранения окажется сильнее. Да и бедность бедности – рознь. Значит, причина влечения к смерти кроется в другом. А именно – в психическом здоровье.
Нет смысла доказывать, что нормальное существо, нормальный организм обладает инстинктом самосохранения или стремлением к существованию. При том, что жизнь вообще так устроена, что не совсем даже и понятно, для чего она нужна: помирать все равно придется всем, а прожить так, как хотелось бы, получается далеко не у каждого. В объяснение смысла жизни можно привести множество красивых историй, но каждая все равно будет основана лишь на вере. Никаких рациональных объяснений в этой области нет. И тем не менее для каждого организма естественно бороться за свое существование и дорожить своей жизнью. Более того, если организм стремится к саморазрушению или уничтожению себе подобных, это означает не что иное, как сбой в его системе.
Следует признать, что проблема самоубийств и насилия – это не российская проблема. Половина случаев насильственной смерти на планете приходится на самоубийства. Причем лидерство в этом списке отнюдь не связано с богатством или бедностью. Богатые страны, скорее, лидируют, в то время как, например, жители Латинской Америки гораздо меньше европейцев подвержены суицидальным наклонностям. Да и массовые расстрелы, насилие детей – все это случается на Западе постоянно и даже систематически. Поговаривают, что кошмар Европы – Андерс Брейвик – подвергался в детстве сексуальному насилию. То есть сначала его, а потом он. А сколько таких брейвиков бродит по Европе?..
После 1991 года или чуть раньше наша страна, как, впрочем, и все прочие бывшие республики СССР, оказалась в зоне повышенного риска. Прежде всего, из закрытого, но вполне себе здорового социалистического общества мы шагнули в открытое капиталистическое. Но отсутствие иммунитета и вообще слабое представление о новой жизни превратило акклиматизацию в тяжелейшее испытание. Мы оказались в мире, о котором антисоветская пропаганда слагала сладкие сказки. И многие тогда верили (а украинцы и по сей день верят), что стоит пустить к себе Запад, как Запад пустит нас к себе. Но помимо того, что так не бывает и быть не может, вдруг выяснилось, что кроме как обилием товаров народного потребления, Запад не так уж и хорош. Современное капиталистическое общество, иначе называемое обществом потребления, существует по своим собственным законам и правилам. Возникновение общества потребления не случайно и не спонтанно. Стимуляция к потреблению расчетливо нацелена на стимуляцию производственного процесса, на превращение пассивных людей в активную рабочую силу. Социализировав сельское население в XIX в., капиталистическая система продолжила его социализацию как потребителей в ХХ в. При этом процесс социализации, а практически – закабаления, происходил под видом освобождения, процветания, наслаждения и пр. Таким образом, и в ментальность современного человека вошло представление об освобождении как о возможности наслаждаться – беспрепятственно владеть вещами, получать удовольствие от еды, секса, развлечений и пр.
Общество потребления – это пример принуждения нового типа, осуществляемого посредством СМИ через формирование потребностей. Участие большинства в потребительских процессах ради производительного роста происходит принудительно. Это мягкое, скрытое принуждение, однако, оно является необходимым условием существования общества потребления, а в первую очередь – обеспечения промышленного роста. Это новый, современный способ социализации, со своей моралью, своей системой ценностей и своим институтом принуждения, формирующими нового человека.
Прежний человек отличался, в первую очередь, привязкой к действительности и, как следствие, был ориентирован на познание и покорение этой действительности, что требовало определенных усилий и самоограничений; но этот прежний человек сменился новым, оторвавшимся от действительности, погрузившимся в виртуальную реальность, обещающую удовольствия. Но, устранившись от познания мира, человек, тем не менее, влечется к его картинкам. Спасовав перед действительностью, он не может существовать в полной изоляции. Именно поэтому действительность заменяется ее имитацией. Комфортное существование в отрыве от действительности обеспечивается потреблением ее знаков.
Комфорт и покой или, говоря обобщенно, счастье – это основа общества потребления. Понятие счастья для общества потребления стало во многом синонимом понятия равенства, то есть возможностью всем на равных обладать вещами и знаками социального статуса. Другими словами, счастье означает «иметь». Но даже это понятие оказалось сведено к знакам, оказалось оторванным от действительности и перемещенным в виртуальную плоскость. Возможность приобретать и иметь, независимо от функционального назначения приобретаемого и его эстетической ценности, составляет своего рода идеологию общества потребления. Чтобы чувствовать себя счастливым и полноценным, человеку необходимо обладать определенным числом знаков. К таким знакам можно отнести товары престижных торговых марок, отдых в престижном месте и пр., что так или иначе является признаком статуса, но не выражением реальных потребностей. Потребление знаков способствует соединению человека с той социальной группой, к которой ему хотелось бы принадлежать. В действительности положение потребителя не меняется в связи с обладанием той или иной вещью. Однако на основании общности обладания создается иллюзия приобщения к неким социальным кругам. Потребность формируется, то есть задается уже существующими благами, значимыми при этом в системе ценностей. Значит, удовлетворение потребностей сводится на деле к принятию стиля жизни.
Закономерно, что отрыв от действительности, тяготение к знаку характерно не только для сферы приобретения вещей. Тем более что «идеал соответствия», формируемый зачастую СМИ и рекламой, может оказаться весьма необычным. Так, например, романтизация проституции или героизация бандитизма приводит к тому, что молодые люди начинают воспринимать и то, и другое как престижные профессии. Это можно отнести и к насилию, которое потребляется постоянно, наравне с целым рядом других зрелищ. В обществе потребления, где человек оторван от действительности, но при этом не перестает «лакомиться» ее изображениями, то есть знаками действительности, насилие необходимо, чтобы ощутить свою безопасность. Ведь происходящее на экране происходит не со мной. Кроме того, цель картинки насилия – служить оправданием той гедонистической направленности, к которой стремится человек, ведь если внешний мир так жесток, трудно осуждать кого-либо за отказ от контактов с этим миром и предпочтение комфорта и покоя.
В то же самое время потребление насилия задает «идеал соответствия». И получается, что некий индивид, утратив связь с действительностью, потребляет ее знаки, в том числе насилие, которое в определенный момент становится для него «идеалом соответствия» по причине все той же оторванности от действительности и переоценке в связи с этим прежних ценностей. В том числе и ценности жизни. Насилие и бездушие становятся реальностью, потому что человек общества потребления утратил связь с реальностью, в результате чего и насилие не воспринимается им как реальность, но только как знак реальности.
Потребность в насилии стимулируется, как и всякая другая потребность в обществе потребления, призывом пробовать и не упускать. Человеку внушено, что необходимо вкусить любое развлечение и любое наслаждение, какими бы странными они ни были. Ж. Бодрийяр называет эту всеобщую любознательность, стремление все попробовать «fun-morality» – моралью развлечения, которая затмила прежнюю мораль.
Удовлетворение желаний порождает тоску, поскольку всякое желание амбивалентно и не может быть полностью удовлетворено предметом, благом или услугой. Аннулированная тоска становится причиной деструктивности и насилия. Изобилие и потребление, таким образом, естественно обращаются насилием, которое в определенный момент само становится объектом потребления. В обществе потребления социализация происходит через достижение определенного уровня жизни и дохода, через успех и внешнее признание. Невозможность добиться успеха и определенного уровня жизни, а следовательно, невозможность пройти социализацию также порождает депрессию, протест и немотивированную внешне агрессию.
Суть потребления – это обмен знаками, ориентация на внешнее. Предметы лишаются как сакрального смысла, так и функциональности, предметы более не служат, они значат. В своей основе потребление гедонистично и регрессивно, оно основано на сведении сложного к простому, высокого – к низкому. Ценностью общества потребления стало своеобразно понятое счастье, а точнее – гедонизм. Но ценность – это основа всякой культуры. Любая культура представляет собой единство составных частей, пронизанных одним смыслом, одной ценностью. Так, например, для культуры Запада Средних веков главной ценностью был Бог. Именно поэтому все сферы человеческой деятельности средневекового Запада были связаны с религией и контролировались ею. Такую культуру П.А. Сорокин называл идеациональной.
Но уже с XII в. сложилась новая культура, частично основанная на рациональном, чувственном – идеалистическая. Начиная с XVI в., сформировалась культура светская, могущая быть воспринята только через органы чувств или чувственная. Культура вместе с самим человечеством шла к отказу от Бога как высшей ценности в пользу чувственности и удовольствия, в пользу необременительного существования и потребления.
В ХХ в. чувственная культура пережила кризис, но в результате не только сохранила свои черты, но и сосредоточилась на аномальных явлениях и персонажах. Сложился новый тип культуры, в основе которой – аномия, порок и преступление. Эта культура может быть названа патологической, она стала порождением общества, переживающего аномию или социальную патологию. Что отличает патологическую культура от ее предшественниц? Патологическая культура адресована подсознанию, в то время как любая другая культура адресована сознанию и связана с действительной жизнью. Патологическая культура нацелена на то, чтобы избавить человека от давления каких бы то ни было норм и ценностей религиозной и светской морали. Патологическая культура возникла как результат отказа человека от постоянного напряжения сил, направленных на самосовершенствование и совершенствование действительности. Знанию о действительности патологическая культура предпочитает знание о подсознательных влечениях и подавленных инстинктах.
Классические ценности и идеалы теряют свою актуальность в обществе потребления и подменяются наслаждением, эмансипацией личности, освобождением от давления требований действительности и морали. В конечном счете, складывается именно та модель, о которой еще Н.Ф. Федоров писал: «истинный ад». И как тут не пошатнуться психическому здоровью?
Но наша страна после распада СССР столкнулась с еще одним испытанием, влияние которого на здоровье общества оказалось не менее существенным. 90-е годы, которые сегодня кто-то вспомнил чуть ли не с нежной грустью, нанесли России тяжелейшую травму. Травма возникает в периоды, когда происходит ломка упорядоченного мира, ломка стереотипов общественного сознания, когда человеку отказывают в доступе к жизненным благам, когда оскорбляют память и смеются над верой. Такая травма может буквально разрушить общество, обесценив ценное и возведя в ранг нормы недопустимое прежде. Травму может вызвать революция или государственный переворот; иностранная оккупация или принудительная миграция; экономический кризис или экономическая реформа; громкий правительственный скандал или убийство руководства страны; проигранная война или ревизия героический традиций. Польский социолог П. Штомпка пишет о разновидностях травмы, выделяя травму демографическую или биологическую, структурную и культурную. Культурную травму П. Штомпка считает самой опасной и самой труднопреодолимой. Эта травма способна сохраняться в коллективной памяти на протяжении поколений, проявляясь время от времени. Именно с ней связана внутригрупповая ненависть и конфликтность. Эта травма не имеет отношения к индивидуальным нарушениям психики, она переживается всем обществом и вызвана разрушительными событиями, ломкой ценностных и семантических систем.
Ломка всегда грозит раздвоением или какой-то коллективной шизофренией, когда, по слову Р. Мертона, «отвержению некогда усвоенных институциональных норм будет сопутствовать скрытое сохранение их эмоциональных составляющих». А с этой раздвоенностью связано постоянное напряжение, сохранение озлобленности и агрессивности.
Начиная с середины 80-х всю страну захлестнуло вранье, исходящее как от власти, так и от СМИ. На этом вранье разрушалась одна страна и якобы реформировалась другая. На этом вранье «разоблачалось» прошлое и внушался комплекс вины. В результате на глазах у всех была разворована промышленность и поделены недра. Обедневшее вдруг и обманутое население лишилось как социальных благ, так и всяческих прав. Появились в огромном количестве бездомные и наркоманы, бандиты выделились в отдельную прослойку. И все это на фоне издевательств и жестокости нуворишей, оскорбления достоинства, разрушения идеалов и глумления над историей. Миллионам людей вдруг заявили, что они – жалкие «совки», быдло, ни на что не годные лентяи и бездари, не создавшие за всю свою историю ничего путного, грязные, вонючие пьяницы. «Русских надо бить палкой. Русских надо расстреливать. Русских надо размазывать по стене»; «Русские ужасно завистливы»; «У русских девушек плебейские глаза» (В. Ерофеев). А как тут не вспомнить А. Коха, В.И. Новодворскую и иже с ними. Антисоветчина и русофобия полились на головы вчерашних советских людей, виноватых и в том, что они русские, и в том, что советские. Причём, как выяснилось, виноваты перед всем миром и всему миру должны. У русских не было гениев, не было героев, они ничего не создали. Зато поработили свободолюбивых эстонцев и латышей, споили ради алмазов щедрый и простодушный якутский народ, а ради нефти – вольный тунгусский. А если и попадались гении и герои в России, то они не были русскими. Зато все русские любят шансон, водку и мат, все русские женщины проститутки. Русские только отравляют воздух и должны исчезнуть… Бу-бу-бу… Бла-бла-бла… И так с утра до вечера каждый день. Говорят: скажи человеку сто раз «свинья», он и захрюкает. А мы теперь удивляемся: что это у нас с психикой?
Комплекс вины, униженное достоинство, социальное беспокойство, страхи возможных бедствий, опасения за вновь достигнутое таким трудом и потом благополучие – таково обычное на сегодня состояние рядового гражданина России. И тут же общество потребления со своим культом насилия и гедонизма. Удивительно просто, как это мы все до сих пор еще друг на друга на улице не бросаемся!
В мире все взаимосвязано: экономика, нравы, культура. И не просто связано: бытие, как известно, определяет сознание. Сознание человека разных цивилизаций и разных эпох прочно спаяно с его историческим бытием.
Наше сегодняшнее бытие основано на потреблении как движущей силе современных экономик. Соответственно и сознание современного человека определяется потреблением и его производными. Именно поэтому такое сознание прочно переплетено с патологией. И до тех пор, пока человечество не перейдет на следующую ступень своего развития, не стоит ждать и существенных перемен в сознании.
Но перестать быть обществом потребления никто в ближайшее время не сможет. И патологическая культура никуда от нас не денется. И все же российскому обществу сегодня нужна хотя бы какая-то реабилитация, должна существовать и осуществляться программа лечения травмы, нанесенной в процессе реформ. И это не просто обязанность государства. Это его долг перед искалеченными им же гражданами.
2015
|
