Светлана Замлелова
Пьеса в трёх действиях
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
И в а н Ф ё д о р о в и ч – пенсионер, хозяин дома, 75 лет.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а – его жена, 70 лет.
Д а р ь я – их внучка, 30 лет.
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а – их соседка и кума, 70 лет.
Е л е н а – её племянница 35 лет.
Н и н а О н и щ е н к о – их соседка, 37 лет.
М и ш а О н и щ е н к о – её сын, 9 лет.
Д е н и с – раненый боец, 32 лет.
А н т о н – знакомый хозяев дома, 37 лет.
М у р а д, 30 лет ¦ военнослужащие
М а й о р С м и р н о в, 38 лет
Другие военнослужащие.
Действие разворачивается в городе Z, в марте 2022 г.
Действие первое
Подвал небольшого частного дома. Одно помещение, вдоль стен стоят скамейки и ящики. На переднем плане – стол, вокруг него разномастные стулья. На столе стоит одинокая чашка с водой. Слева в стене на уровне примерно 1,8 м совсем небольшое горизонтальное окно, затянутое плёнкой. Правее от окна вдоль стены – лестница наверх и дверь на верхней площадке. Лестница как бы делит помещение на две части. Часть сцены перед лестницей освещена потолочной лампой, за лестницей темно.
И в а н Ф ё д о р о в и ч стоит у окошка, опираясь на палку-трость, внимательно смотрит на улицу. Н а т а л ь я С т е п а н о в н а сидит за столом.
С улицы слышна стрельба, разрывы снарядов, шум машин.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а. Ох… Опять в подвале сидим. Только вроде успокоится, только на свет Божий вылезем – и опять всё по новой. (После паузы.) А чего тут сидеть? Если прилёт ляжет, то нас так засыплет, что никакие сейсмологи не найдут.
И в а н Ф ё д о р о в и ч. При чём тут сейсмологи?
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а. Как при чём? После землетрясения людей откапывают. А нас кто станет откапывать?
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Если прилёт – разорвёт в клочья и с землёй смешает. Так что откапывать нечего будет.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а. Ну и чего тут сидеть?.. (Вздыхает.) О Господи! Долго ещё эти муки?..
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Не ворчи. Может, последний раз тут сидим. Ещё заскучаешь, проситься будешь в подвал.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а (с возмущением). Ещё чего выдумал… Лучше скажи, что там видно.
И в а н Ф ё д о р о в и ч (безразлично). А ничего не видно. Побежали наши киборги. Бегут – стреляют… (Оживившись.) Ах ты ж!..
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а (возбуждённо). Чего там, дед?
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Они… Нет, один только. Один идёт к Онищенкам. Видно плохо, но, кажется, в дом идёт.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а (ёрзает на стуле, порывается встать, но остаётся на месте). Господи… чего им надо? У Нины хлопчик больной, что с неё взять?
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Что взять… (С ехидством.) А вдруг что осталось? Вспомни, как твоя сестра писала: какие хорошие зарплаты у наших захисников! И микроволновки домой шлют, и плазмы…
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а. Помню, как же… Это ещё в 15-м году писано было. Я вот с тех пор нет-нет, да и подумаю: кто, интересно, сейчас в нашей микроволновке кушать готовит?
И в а н Ф ё д о р о в и ч (со злостью). Пусть подавятся, кто бы ни готовил. Наша микроволновка за нас отомстит – кусок поперёк горла встанет. А вот у Нины-то и в самом деле ничего нет. Как бы не вышло чего…
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а. У Нины банки в подполе. Ещё у Нины серёжки золотые остались. И колечко.
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Ну вот серёжки и сгодятся. Прихватит для коханочки.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а. Слушай, дед. А не сходить ли нам к Нине?
И в а н Ф ё д о р о в и ч (насмешливо). Ну, давай. Откапывай автомат, гранаты. Что там у тебя? ППШ? Шмайссер? Откапывай и пойдём.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а. Ладно юродствовать-то. Я серьёзно. У Нины какая-то тайна. С Мишкой что-то случилось – это ясно. Но что – она не говорит. А сама не своя с некоторых пор стала. Пришибленная какая-то. Блаженная.
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Мы все тут пришибленные и блаженные. Так что сиди уж, где сидишь. Или лучше глянь, кто к нам идёт.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а (оживившись). Кто там?
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Катерина со своей Ленкой. Видать, что-то случилось, раз уж под такую стрельбу выползли.
Раздаётся стук в дверь. Из-за двери голос Е к а т е р и н ы Ф и л и п п о в н ы: «Иван, Тала, вы здесь?»
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Заходи, кума!
Распахивается дверь, входят Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а с Е л е н о й.
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Что случилось, кума?
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а. Не спрашивай, кум. Я в таком состоянии, что не соображаю ничего. Куда бежать, что делать…
Спускаются вниз по лестнице. Сначала Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а, за ней – Е л е н а. Е л е н а всем своим видом даёт понять, что оказалась здесь случайно, что вокруг люди не её круга. Держится высокомерно, то и дело фыркает.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а. Да что случилось-то?
Е л е н а. Что тут может случиться? То же, что и восемь лет у вас тут случается – оккупанты обстреляли, дом разнесли.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а. Господи! Катерина! Неужели дом?.. Проходи, садись.
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а садится за стол напротив Н а т а л ь и С т е п а н о в н ы. Е л е н а прохаживается по подвалу и осматривается.
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а (плаксиво). В сарай прилетело. Дом весь осколками посекло. Я и так всё это время трясусь – в доме перекрытия деревянные. Много ли надо? И в доме страшно, и в погребе страшно. Кругом страх один.
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Как же ты все эти годы?
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а. Ты же знаешь, кум: я ведь к брату уезжала. Не выдержала – вернулась А потом рукой махнула – чему быть, того не миновать. А сейчас – веришь? – жить захотелось. (Всхлипывает.) Вот появился проблеск, надежда появилась, что всё закончится – и захотелось жить. А когда жить захотелось, опять страшно стало. Вот что ты хочешь, то и делай со мной, с глупой бабой.
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Чего тебе у брата-то не сиделось?
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а. Честно, кум, так и не знаю, что лучше: здесь под обстрелами или там под… (машет рукой).
Е л е н а. Опять вы, тётя Катря, брешете? (Останавливается где-то в центре помещения и поворачивается к Е к а т е р и н е Ф и л и п п о в н е, руки держит за спиной.) Ладно уж, отцу брехали – можно ещё понять. А здесь-то чего? Саму себя-то зачем обманывать?
И в а н Ф ё д о р о в и ч (старается скрыть раздражение, но получается не очень). И что же это она там набрехала твоему отцу?
Е л е н а. Та… (Отмахивается.) Как все вы тут – брешете одно и то же. Про нацистов, про фашистов, что будто вас хлопцы-захисники обстреливают. Тётю Катрю в нашей семье уже давно сумасшедшей считают. Так-то бы отец её и не принял. Да, говорит, жалко – не в себе сестра. А она всё с отцом спорила. Нет, чтобы слушать, когда ей правду говорят. (Приходит постепенно в возбуждение, начинает размахивать руками, повышает голос.) Так нет. Отец уж ей на пальцах показывал, кто на кого напал, чья тут армия стоит, и что хлопцы-захисники бьются за батькивщину против агрессора. А она – всё своё. Нет, говорит, всё не так, всё наоборот. Никто, говорит, здесь чужой армии в глаза не видел. Отец ей: да вот же, соседский хлопец приехал, рассказывает. А она своё – ваш сосед, говорит, воевать не хотел, он – диверсант. Сбежал, говорит, от сражений и валит на чужую армию – силы, дескать, не равны. Развели, говорит, махновщину, сами старух грабят, а поражения списывают на чью-то там армию. Уж доказывали ей, к телевизору подтаскивали – посмотри хоть, послушай правду. Всё без толку. Даже в гости хлопцев с «Азова» приглашали. Уж они над ней потешались!.. (Усмехается.)
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а. Я им говорю: вы зачем тут врёте. Вон на Урале метеорит пролетел – так сотни кадров наснимали. Даже я, старуха, видала. А тут целую армию никто не смог сфотографировать. Смеются. (Разводит руками.)
Е л е н а. Да, потом уж смеяться начали. Отец говорит: бросьте её, они все там зомбированы, у них пропаганда работает.
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а. Я ему говорю: ты думаешь, у вас пропаганды нет, что ли? Опять смеются! Нету, говорят, у нас никакой пропаганды. Да как же так бывает, спрашиваю. Да так и бывает. И опять смеются – вот, говорят, даже не представляет, что можно без пропаганды жить. (Сквозь слёзы.) Но как тут?..
Е л е н а (пожимает плечами). Так всё правильно отец сказал. Только у вас тут пропаганда. Ну ещё есть несколько стран – Корея там, Иран… Где демократия – там нет пропаганды.
И в а н Ф ё д о р о в и ч (Елене). Я вот только одного не могу понять: ты-то зачем сюда прикатила? Пропаганду, что ли, послушать?
Е л е н а. А кто знал?
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а. О чём?
Е л е н а. Что опять нападут.
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Так по-твоему – уже в 14-м напали. Как можно два раза напасть?
Е л е н а (с удивлением и возмущением.) А почему нельзя? Тогда напали. Сейчас ещё больше напали. Я вот приехала в отпуск, своими глазами увидеть, хотела для бложика видео снять. Приехала 21 февраля, а тут началось…
И в а н Ф ё д о р о в и ч (ехидно). Ну и как? Увидела? Своими глазами.
Е л е н а (в тон И в а ну Ф ё д о р о в и ч у). Конечно, увидела. Как у нас говорят, всё так и есть. Агрессор напал и обстреливает, а наши хлопцы-захисники…
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Ох, как же вы…
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а (перебивает его). Не надо, кум, бесполезно. Я ещё там на памятник Шухевичу показываю и спрашиваю: как же вы говорите, что нацизма нет? Смеются. Это, говорят, не нацист, а герой и захисник батькивщины. От кого, спрашиваю, защищал-то он вас. От немецкой и радяньской оккупации. И весь сказ. Как же, говорю, он вас защищал-то в немецкой форме от немецкой оккупации? Опять смеются. Историю, говорят, переписали, а ты, дура старая веришь. Это, мол, выгодно кремлёвской пропаганде нацистами героев называть, вот и называют. А на самом деле всё по-другому было… (С обидой после небольшой паузы.) Вот так-то, кум. Всё перевернули. И ничего с этим не сделать.
Е л е н а фыркает и отходит в сторону.
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Ну и пёс с ними. Меня другое сейчас волнует. Киборг-то к Нине зашёл, а вот обратно не вышел. Что бы это значило?
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а (испуганно). Ох, дед. Может, всё-таки сходить к ней?
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Сиди уж. И не воображай себя Ульяной Громовой. Устарела, мать.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а (с обидой). Ну, спасибо. Уж ты всегда…
И в а н Ф ё д о р о в и ч (взволнованно, перебивает). Да погодит ты. Вон… Нина с Мишкой идут.
Пауза, прерываемая стуком в дверь.
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Нина, входи.
Дверь распахивается, входит М и ш а, следом – Н и н а. Молча спускаются по лестнице. Оба заторможенные – точно в ступоре. Н и н а держит большой хлебный нож.
Н и н а. Убила. Я его убила.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а (вскрикивает). Батюшки…
Все окружают Н и н у и М и ш у. Поднимается шум, неясно, кто говорит. В общем шуме слышны междометия и короткие возгласы: «Ах!», «Господи!», «Да как же так!», «Что же случилось?», «Кого убила?». Но Н и н а не успевает ответить, потому что с шумом распахивается дверь, и на пороге появляются двое – мужчина в военной форме и женщина. На контрасте внутреннего и внешнего освещения сложно сразу разглядеть их лица, поэтому все уверены, что вторжение связано с убийством. Все поворачиваются и, застыв, молча смотрят на вошедших. Пауза.
Д а р ь я. Дед, ба! Вы чего застыли? Здрасте всем. Пустите раненого бойца?
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а (прижимает руки к груди). Господи, Дашка, как ты нас напугала!
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Да уж, Дарья, удалось тебе произвести впечатление на местную публику.
Д а р ь я. А в чём дело-то?
Д а р ь я и Д е н и с спускаются вниз. Д е н и с хромает, опирается на плечо Д а р ь и.
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Да мы только собрались выслушать признательные показания, как ты вваливаешься. Уж прости за такое слово, но именно так получилось. Я лично подумал, что ваше вторжение связано с розыском виновных.
Д а р ь я. А кто и в чём признавался?
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Погоди ты с признаниями. Сначала кавалера своего представь и объясни в чём дело (кивает на Д е н и с а).
Д а р ь я и Д е н и с тем временем спустились, и Д а р ь я устраивает Д е н и с а на скамью у стены. Д е н и с вытягивает больную ногу, сидит, откинувшись назад.
Д а р ь я. Есть у вас бинты, йод?.. Всё, чтобы рану обработать.
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Может быть, ты сначала…
Д а р ь я (перебивает его, нетерпеливо). Сначала перевяжем раненого. Потом всё объясню.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а. Правильно, Дарья. Правильно. Сейчас принесу, что нужно. Есть у меня всё. Дед, помоги. Возьми ведро пустое, а в ковше неси кипячёной воды.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а и И в а н Ф ё д о р о в и ч уходят вглубь сцены – туда, где темно. Оттуда доносятся их приглушённые голоса; слышны позвякивание ведра, плеск воды. Остальные на расстоянии наблюдают, как Д а р ь я расшнуровывает и пытается снять с Д е н и с а ботинок. Е л е н а вдруг подаётся вперёд.
Е л е н а. Так он оккупант? Ты что, оккупанта домой привела? Ещё и нянчишься с ним?
Д а р ь я. Во-первых, это мой дом, кого хочу, того и привожу. С кем хочу, с тем и нянчусь. Во-вторых, здесь нет оккупантов.
Д е н и с (устало, но в то же время насмешливо). Оказывается, настроения в обществе неоднородны. Ну что же, демократия приветствует плюрализм мнений и взглядов. Не так ли?
Е л е н а (фыркает). Ля… Типа в Мордоре слышали про демократию.
Д е н и с. О! Так мы, оказывается, ещё и знатоки Толкиена.
Е л е н а. В европейской державе…
Д а р ь я. Дед, ба! Ножницы есть? (Обращаясь к Д е н и с у) Штаниной вашей придётся пожертвовать. Переживёте?
Д е н и с. А что остаётся? У меня выбора нет. Постараюсь приложить все усилия.
Д а р ь я. Вы так много говорите, что я уже забыла, к чему вы намереваетесь прикладывать свои усилия.
Д е н и с (притворно удивляясь). Это я-то много говорю?.. Можно подумать, вы живёте среди исихастов. Усилия же мои нацелены на преодоление горечи от потери штанины.
Е л е н а. Тю…
Е л е н а крутится рядом, прислушивается и время от времени фыркает. Возвращаются И в а н Ф ё д о р о в и ч и Н а т а л ь я С т е п а н о в н а. Она держит коробку, он – ведро и ковш с водой.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а (передаёт коробку Д а р ь е). Вот, гляди-ка. Тут и ножницы, и йод, и бинты. Всё новое, стерильное. Вата тоже есть.
Е л е н а (громко фыркает и говорит обрадованно, как будто представился случай сказать то, что давно хотелось сказать). Да уж… Ваты здесь хоть отбавляй.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а. В ковше вода кипячёная. Лучше кипячёной промыть. Давай штанину-то подержу. А ты режь.
Д а р ь я ставит коробку на пол, достаёт оттуда ножницы, разрезает ткань. И в а н Ф ё д о р о в и ч ставит рядом ведро и ковш.
Д а р ь я. Не надо, ба. Сама сделаю – так сподручнее. А то у семи нянек дитя без глазу.
Обрабатывает рану на голени. Тем временем И в а н Ф ё д о р о в и ч приносит надувной матрац и кладёт возле Д е н и с а.
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Не на лавке же раненому сидеть.
Д е н и с (растроганно). Спасибо всем...
Д а р ь я (льёт себе на руки из ковша над ведром, затем поднимается, достаёт из кармана платок и вытирает руки). Ну вот, хотя бы на первое время. Я, понятно, не врач. Но первую помощь оказала. А там, поручик, можете седлать свою кобылу и снова скакать на ней во весь опор.
Д е н и с (прижимая правую руку к груди). Благодарю вас, сударыня. Если бы не вы, кормить бы мне червей в придорожной канаве.
Е л е н а. Тю…
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Только прежде чем скакать во весь опор, не забудьте всё же представиться и объяснить, чему мы обязаны чести этого визита.
Д е н и с. Всего сказать не могу – прошу понять правильно. Главное – был ранен и подобран вашей внучкой. Ранение не тяжёлое – пуля навылет. Так что обузой не стану. Да и вообще надеюсь, что в скором времени…
Д а р ь я (перебивает). Всё так и было. (После небольшой паузы.) Не хотелось мне одной сидеть, я взгромоздилась на свой велосипед и покатила к вам…
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а (взволнованно). Господи… А если бы тебя по дороге…
Д а р ь я (перебивает). Ба, это где угодно могло произойти.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а (нетерпеливо). Ну сколько тебя просить: живи с нами. Ну чего ты упираешься?
Д а р ь я. Ба, ты отлично знаешь, чего я упираюсь. Я живу в доме, который мы строили с Сергеем. Я не могу и не хочу бросать этот дом.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а. При чём тут – «бросать»? Просто пожить у нас.
Д а р ь я. Ба, давай я доскажу. А? Так вот, еду к вам, вдруг вижу: в стороне от дороги барахтается некто – пытается встать. Сначала думала – киборг. Но, уже проехав, поняла, что не всё так просто. И вернулась. А поскольку моя догадка подтвердилась и, более того, выяснилось, что имеется ранение, то я, рискуя жизнью, переоборудовала свой велосипед в карету Скорой помощи и на багажнике доставила потерпевшего в ближайший фельдшерский пункт. К слову, потерпевшему крупно повезло. Но не только потому, что появилась я. Просто рядом мною были замечены коллеги потерпевшего, которым помочь уже не смог бы никто.
Е л е н а. Божечки!
Д а р ь я (с раздражением). Так, девушка, в чём дело? Вы всё время отпускаете такие глубокомысленные замечания, что я начинаю думать, будто вы знаете о чём-то, о чём не знаем мы. Что за намёки?
Е л е н а. Я ни на что не намекаю. Но я в шоке. Просто в шоке.
Д а р ь я. И что же вызвало у вас шоковую реакцию?
Е л е н а. Всё. Буквально всё, что я здесь вижу.
Д а р ь я. А именно?
Е л е н а. Ну хотя бы то, что здесь одни зомби, а не люди. Дикая страна, где нет ничего, никакой культуры, напала, а вы тут вместо того, чтобы помогать нашим захисникам, помогаете оркам, нелюдям…
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а (плаксиво). Елена, я же тебя просила!
Е л е н а (с раздражением). Меня зовут Олэна! Запомните наконец, тётя Катря. Олэна и никак иначе.
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а (вспылив). Ну тогда и ты запомни, что меня зовут Екатерина, Катя. Поняла? Катя, а никакая не Катря.
Д а р ь я (нарочито спокойно). Между прочим, вы, если не ошибаюсь, в настоящее время прячетесь в доме у зомби от своих же захисников. Я ничего не перепутала?
Е л е н а (неприязненно). Та успокойтесь! Сама бы не пришла. И прячусь я, между прочим, не от захисников, а от оккупантов.
Д а р ь я. Ну так никто не держит. Вот, как говорится, Бог, а вот – порог.
Е л е н а. Да я бы давно и с моим удовольствием. Но здесь я нахожусь вынужденно, как в бомбоубежище. А в таких местах документами и взглядами не принято интересоваться.
Д а р ь я. Ну так и ведите себя пристойно, а не то я поинтересуюсь.
Е л е н а (с презрением). Да ну! Что вы говорите!.. И что же тогда будет?.. (После небольшой паузы меняет тон и говорит угрожающе.) Если вы только выставите меня отсюда, уж я найду, кому сообщить, что в таком-то подвале зрадники укрывают раненого оккупанта. И тогда со всеми – слышите? – со всеми разберутся по законам военного времени.
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а (в отчаянии). Елена! Какой стыд…
Д а р ь я (брезгливо). Ну и дрянь. Уж извините, тётя Катя.
И в а н Ф ё д о р о в и ч (грустно). Н-да… Кто бы объяснил, что с людьми стало…
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а (сквозь слёзы). Простите меня! Не могла же я её выгнать. Как приехала – каждый день одно и то же: вы тут все зомби, вас агрессор обстреливает, а вы всё на наших захисников валите. (Всхлипывает.) Мы, говорит, воины света, против тьмы боремся, чтобы войти в Европу. Какую, говорю, Европу, что ты бредишь. (Машет рукой.) А всё бесполезно! Ну всё знает, ни в чём не сомневается. А самое-то удивительное – и не было такого никогда – ведь каждый дурачок хуторской стал себя каким-то арийцем считать.
Е л е н а (пожимает плечами). Так и что? Если мы происходим от ариев. Слава тебе, Господи, сегодня вашей совковой пропаганды не стало, и люди наконец узнали правду. (Загадочно, как будто на что-то намекая.) Правда – она такая! Она всегда выйдет наружу. Сегодня мы уже знаем, кто были наши предки. Знаем, что это они приручили коня, изобрели колесо и плуг. (С гордостью.) Первыми в мире стали выращивать рожь, пшеницу и просо. Свои знания о полеводстве и ремёслах они понесли в Индию, в Китай, даже в Европу. Стали основой всех индоевропейских народов! Сегодня это, славу Богу, всем известно… Да, если отбросить вашу уродливую пропаганду, то открывается светлая правда, от которой людям хочется жить и верить в будущее. И хочется жить, отгородившись стеной от сами знаете кого. Потому что люди узнали и поняли, кто они. Поняли, что с соседями их ничего не связывает. (С благоговением.) Потому что мы – европейцы. И это – не география, это – каста. В отличие от нас, оккупанты – сброд. Другая каста. Другая кровь. (С презрением.) Никакой культуры, всё наше украли и за своё выдают. А сами никогда ничего не создавали. Никогда! Только разрушают. Вот сегодня опять с войной пришли. И снова всё разрушат... А вы поддерживаете. Значит, и вы такие же.
Пока Е л е н а разглагольствует об арийцах, Д е н и с тихо посмеивается.
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а (с горечью). Что она несёт!..
Д а р ь я. Но если мы – сброд, зачем вы лезете нас защищать? Кто просил?
Е л е н а. Не нравится – валите к своему агрессору. После 14-го года миллион возможностей было. А это наша…
Д а р ь я (повышая голос). Ничего это не ваша. И с какой стати я должна куда-то валить? Я здесь родилась, мои родители здесь родились… И почему мы должны валить? Это вы валите…
Е л е н а (тоже повышает голос). Нет! Если вы хотите жить с нами в одной стране, то…
Д а р ь я. Нет! Это если вы хотите жить с нами в одной стране…
Е л е н а. Не хотите – и уезжайте!
Постепенно обе переходят на крик.
Д а р ь я. Я никуда не поеду, я здесь дома. Это вы от нас отстаньте. (С ненавистью.) Вы – убийцы, преступники! Восемь лет нас убиваете и грабите…
Е л е н а. Врёшь, курва! Вы сами убиваете наших хлопцев, дома свои сами обстреливаете.
Д а р ь я. Да? Детей своих тоже мы сами убиваем? Мужей своих, жён, стариков – тоже сами убиваем?
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Прекратите орать. Обе!
Д а р ь я и Е л е н а не обращают на него внимания.
Е л е н а. Хватит брехать! Нет тут никаких детей. Нету! Здесь одни бандиты и дегенераты. Сами себя обстреливают. С оккупантами за компанию.
Д а р ь я. Мы ещё в 14-м насмотрелись на ваших захисников. Как снайперы ваши развлекались – детей и старух подстреливали. Как мины и ракеты от вас летели. Мой муж тогда в ополчение ушёл, погиб в 15-м…
Е л е н а. Значит, такой же бандит и дегенерат был. Наши хлопцы…
Д а р ь я. Что ты сказала?
Д а р ь я набрасывается на Е л е н у. Начинается драка. Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а и Н а т а л ь я С т е п а н о в н а бегают вокруг них и в ужасе причитают.
Д е н и с. Дамы остановитесь!
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а (с мольбой). Елена, прекрати!
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а (с возмущением). Дарья, что ты делаешь! Бесстыжая…
Е л е н а и Д а р ь я продолжают мутузить друг друга и визжать. В потасовке сдвигают стол, со стола падает чашка и разбивается. В то же время И в а н Ф ё д о р о в и ч поднимает свою палку и начинает бить ею дерущихся, не разбирая, на кого падают удары. Е л е н а и Д а р ь я с визгом отскакивают друг от друга. Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а и Н а т а л ь я С т е п а н о в н а тоже визжат. Д е н и с закрывает ладонями уши.
Д а р ь я (тяжело дыша). Дед, ты с ума сошёл?
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а (с негодованием, держится рукой за сердце). Вот именно! Совсем ополоумел.
Е л е н а. Вы за это ответите!
И в а н Ф ё д о р о в и ч (сурово, угрожающе). Ещё раз начнёте, не так отделаю. Всех касается. (Обводит всех присутствующих взглядом.) Слышите?
Д е н и с. Ого! Неожиданный поворот. А нас-то, как говорится, за шо?
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Да, да. И тебя тоже касается.
Д е н и с. Не понял…
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Ишь ты, какой ангелочек невинный отыскался. Можно подумать, не за что.
Д е н и с. Ну, например?
И в а н Ф ё д о р о в и ч. А хоть бы за опоздание.
Д е н и с (усмехается). Какое ещё опоздание? Вы, дедушка, меня с кем-то перепутали.
И в а н Ф ё д о р о в и ч (с обидой). Ничего я не перепутал. То самое опоздание. На восемь лет которое.
Д е н и с отводит глаза. Все, не глядя друг на друга, расходятся в стороны.
К о н е ц п е р в о г о д е й с т в и я.
Действие второе
Тот же день, позднее. Тот же подвал. Те же звуки извне. Н а т а л ь я С т е п а н о в н а собирает осколки чашки. И в а н Ф ё д о р о в и ч смотрит в окно. Д е н и с лежит на матрасе. Остальные сидят у стен на скамейках. Д а р ь я сидит на стуле за столом.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а (рассматривая осколки, с сожалением). Ну вот. Моя любимая чашка разбилась. Ломоносовский завод. Последняя чашка оставалась от сервиза. Как это?.. Кобальтовая сетка. Теперь уж не купить такой сервиз никогда. Ещё с советских времён оставался... И зачем я, дура старая, выставила её? Как будто другой посуды нет… А кстати, о посуде. Про Нину-то мы и забыли, дед! Где Нина-то?
Н и н а сидит у стены. Рядом с ней – М и ш а. С другой стороны от Н и н ы лежит нож.
Н и н а. Я здесь. Мы с Мишей.
И в а н Ф ё д о р о в и ч подходит к Н и н е. Стоит напротив, опершись на свою палку. Н а т а л ь я С т е п а н о в н а тоже подходит и садится со стороны ножа. Смотрит на нож и отодвигается.
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Немудрено забыть, когда вокруг такие баталии. (Сочувственно.) Ну, рассказывай, Нина. Что случилось? Я в окно видел, что к тебе… Мы тут испугались. Чего он хотел?
Н и н а (устало, слабым голосом). Этот уже был у нас. Раньше не один приходил. Когда они вещи выносили.
Е л е н а (тихо, но так, что все слышат). Ещё одна брехунья… Все брехуны. Сами унитазы воруют, а на хлопцев наших валят. Одно слово – орочье племя.
Никто не обращает на Е л е н у внимания. Е л е н а отходит в сторону, как бы не желая участвовать в разговоре.
Н и н а (запрокинув голову, упирается затылком в стену). Почему он сейчас один пришёл – не знаю. Говорит, заприметил. Может, так и есть. Я видела, что он идёт. Я на кухне была, хлеб резала. Он стал ходить, как у себя дома, на нас даже внимания не обращал. Ходит, смотрит, шкафы раскрыл. Раскрыл и глядит – что бы взять. Я решила, что ничего не стану говорить – пусть забирает, что хочет. И так уж… А потом он как будто вспомнил обо мне, подошёл и так посмотрел, что я нож крепче сжала. А потом протянул руку, и я поняла, что он хочет взять мои серёжки. Это золотые серёжки. С рубином. И это подарок Володи на свадьбу.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а (жалостливо). Даже я помню, как вы в Москву тогда ездили. Счастливые оба!
Н и н а. Его уже семь лет с нами нет – с 15-го. Миша его даже и не помнит.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а (всхлипывая). Прости, Ниночка…
Н и н а (пожимая плечами). За что же тут извиняться?.. Он потянулся к этим серёжкам, а я оттолкнула его руку. Он засмеялся и сказал, что если сама не отдам, он с ушами заберёт… Не знаю, то ли он не видел ножа, то ли не ожидал. Если бы он что другое забрал, я бы даже внимания не стала обращать. А тут… Просто подняла руку и полоснула его по шее. Так просто…
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а (сдавленным голосом). Что же теперь?..
Н и н а (безразлично). Не знаю. Он схватился за свою шею, а я схватила Мишу и с перепугу в огород побежала. И через огород – в поле. А потом Миша мне говорит: мама, куда мы бежим, нас убьют. И мы вернулись. А тот… Тот уже умер, когда мы вернулись. Он там на полу остался. Мы посмотрели на него и опять побежали. Только в другую сторону. Если вы нас не прогоните…
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а (с воодушевлением). Правильно, Нина. Ты всё правильно сделала. Не переживай. Не сегодня – завтра освободят нас, все трупы уберут... А пока лучше вместе держаться.
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Вместе всегда и всем лучше держаться. Когда люди это поймут, многие беды исчезнут сами-собой.
Е л е н а (вдруг появляется откуда-то). Так. А ну дайте-ка мне посмотреть на убийцу героя.
Д а р ь я (тихо). Опять двадцать пять.
Е л е н а (подходя к Н и н е). Так значит, это ты вот этими своими руками убила нашего хлопца?
Н и н а (тихо, но твёрдо). Да, я своими руками убила того, кто убивал, грабил и насильничал.
Е л е н а. Опять брешет… Да не бреши ты! Никогда не поверю. Наши хлопцы –захисники. Это военные, офицеры, понятно? А не бандиты, как ваши моторолы...
Д а р ь я (угрожающе). Даже не смей…
Е л е н а (презрительно). А то что? Меня тоже зарежете?
Д а р ь я. Ты исключаешь такую возможность?
Е л е н а (отодвигаясь от Д а р ь и, обращаясь к Н и н е). И что, вот этим ножом ты лишила жизни нашего героя?
Н и н а. Других ножей, как видите, у меня нет.
Е л е н а (с волнением). Значит, на нём кровь героя?
Н и н а. Я его не мыла.
Е л е н а (хватает с лавки нож). Я его забираю. Я заберу этот нож. Божечки! На этом металле – кровь нашего киборга, святая кровь.
Д а р ь я (тихо). Этак у неё и до Святого Грааля дойдёт.
Е л е н а (с благоговением держит нож перед собой двумя руками). Я отвезу этот нож домой. Нет! Лучше я отвезу его в столицу. Его можно установить прямо на площади. Или где мемориал героям.
Д а р ь я. На площади – это очень кстати. Там ведь не зря в старину мерзавцев казнили. Тем более не так давно традицию возродили…
Е л е н а. Да, можно будет установить хрустальный гробик с табличкой: на лезвии этого ножа, которым сепаратистка лишила жизни героя и захисника, остались частицы его крови. Нет! Его священной крови. Придите, поклонимся и припадём…
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а (качается из стороны в сторону, с ужасом). Что она несёт? Прости её, Господи…
Д а р ь я (с воодушевлением, задорно). А что? Превосходная идея! Наглядная и назидательная: киборг – гробик. Хоть справа-налево читай, хоть слева-направо. Надо бы ещё трупик самого киборга в этот хрустальный гробик заключить. Это уже на мощи потянет. Представляете, какое ноу-хау? Мощи в хрустальном гробике под открытым небом. Очень помогает, если молиться о перемоге.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а (недовольно). Ты не богохульствуй, Дарья!
Д а р ь я (пожимает плечами). А я-то при чём? Я всего лишь развиваю идеи.
Е л е н а (ни на кого не обращает внимания, разговаривает сама с собой). Это место станет местом паломничества. Со всей державы громадяне поедут, чтобы преклонить колени перед священной кровью!..
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а (неодобрительно). Уж чего-чего, а колени-то они любят преклонять.
Д а р ь я (тихо). Олэна тупа як полэно.
Д е н и с. Олэна, мой вам совет. Не стоит заморачиваться со столицей. Везите нож, а, возможно, и самого киборга, к себе, в свой город. Тут, кстати, этого добра хватает. Я про киборгов. А дома свои находки сдайте в церкву.
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а (громко, с возмущением). Да что это вы всё богохульствуете?
Д е н и с. Никакого богохульства! Я ведь про церкву, где икона Бандеры висит. Какое уж тут богохульство? Олэна, имейте в виду, все громадяне немедленно потянутся в ваш город. Сотни тысяч людей, богато обеспеченных людей, будут стремиться к вам.
Д а р ь я (подхватывает). И столица автоматически с приставкой «Нью» переходит…
Е л е н а (надменно). При чём тут «Нью»? Бред какой-то…
Д а р ь я и Д е н и с смеются.
Д е н и с. Иван Фёдорович, вы извините, что я вмешиваюсь, но холодное оружие у гражданки необходимо изъять. Оно и само по себе не игрушка, а в руках человека… м-м-м… как бы это сказать… не вполне уравновешенного, что ли, превращается в смертельно опасное явление.
Д а р ь я. Совершенно верно. Нож со священной кровью необходимо изъять и спрятать. А для гарантии – предварительно хорошенько вымыть. Когда всё закончится, нож вернётся к законной владелице.
Е л е н а (возмущённо). Вымыть? Вы не в себе?.. Нож со священной кровью киборга я никому не отдам. Можете делать со мной, что хотите. Можете меня бить, пытать калёным железом, загонять мне под ногти иглы. Но нож я вам не отдам.
Д а р ь я. Иглы?.. А что? Неплохая идея.
Д е н и с. Иглы – это не наши методы.
Д а р ь я (делает шаг по направлению к Елене, изображая, как будто закатывает рукава). Ну почему же? Я думаю, именно к этому методу мы и прибегнем, если гражданка не сдаст оружие в добровольном порядке.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а (сердито). Дарья, что ты говоришь? Ну что на тебя нашло-то сегодня?
Д а р ь я. Не беспокойся, ба. Я всего лишь пытаюсь говорить с человеком на понятном ему… в смысле, ей… языке. У человека катехоламиновый шторм, выброс гормонов и всё такое. Естественное и неизбежное следствие массовой психопатической манипуляции. (Громко вздыхает.) Это ещё цветочки. Ягодки впереди. Но в любом случае, все, надеюсь, согласны, что нож должен быть возвращён?
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а (старается говорить строго, но это у неё не получается; выходит скорее жалостливо и просительно; напускная строгость звучит комически). Елена, верни нож!
Д а р ь я. Верните нож по-хорошему, пани Олэна.
Е л е н а (угрожая Дарье ножом). А не то – что?
И в а н Ф ё д о р о в и ч (бьёт своей палкой Елену по рукам). А не то – вот что!
От неожиданности и боли Е л е н а вскрикивает и роняет нож. Д а р ь я быстро поднимает и убегает с ним в дальнюю, затемнённую часть подвала.
Е л е н а (сквозь слёзы). Бандиты! Орки! Вы все тут бандиты!
Д е н и с. Вот и славно.
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а (умоляюще). Елена, прекрати же наконец!
Возвращается Д а р ь я. Демонстративно, высоко подняв, отряхивает руки и садится на скамью рядом с Д е н и с о м.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а (смерив строгим взглядом Д а р ь ю, обращается ласково к Н и н е). Нина, я всё спросить у тебя хотела. Что у вас произошло? Ещё тогда – до «пандемии»? Миша вдруг заболел. И как долго болел-то! А потом вы оба как-то переменились. Что тогда было? Нет, если не хочешь, Нина, не говори, конечно. Но все тогда заметили. Все…
Н и н а. Может, вы и правы, Наталья Степановна. Может, лучше всё рассказать – легче станет. Особенно сейчас. Да и скрывать особенно нечего. Раньше-то мы молчали от страха. А теперь… (Поворачивает голову в сторону окна.) Теперь, я думаю, стрелять ещё долго будут. Только уж это… другое.
Поворачивается к М и ш е и гладит его по голове.
Ну, что, Миша, расскажем?
М и ш а. Могу я рассказать, мама.
Н и н а. Рассказывай, сынок. Рассказывай. Я вот только объясню, с чего всё началось.
М и ш а. Хорошо, мама.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а. Что началось-то?
Н и н а. Началось давно. Когда нам с Володей пришла такая фантазия – машину купить. Володя в кредит не хотел, и мы решили накопить. В 14-м году мы уже могли купить, что хотели, но не до того стало. А потом я как-то забыла про наши планы, про деньги эти. Вспомнила только, когда у меня стали вещи выносить. Чудом коробку с деньгами не нашли. И я как-то ночью пошла в огород и закопала эту коробку. И опять про деньги забыла. А в 19-м был прилёт. (Вздыхает.) Дом посекло только, а в огороде всё перевернуло вверх дном. И тогда я снова вспомнила об этих деньгах в жестяной коробке.
М и ш а. Мама и мне тогда сказала.
Н и н а. Да, я сказала Мише. И мы решили перепрятать нашу коробку. Но не в огороде, а в роще за полем.
М и ш а. Это я предложил.
Н и н а. Да, Это Мишина идея была. И вот как-то ночью я откопала коробку, и мы пошли через поле в рощу. Ночь была не тёмная, лунная, но никто нас не видел.
М и ш а. Страшно было.
Н и н а. Да, нам было страшно. Но мы зарыли наш клад за оврагом и уже собрались идти обратно. Но только тут мы услышали и увидели, что к нам со стороны дороги идёт машина. Мы скатились в овраг и боялись пошевелиться.
М и ш а. Мы думали, они едут, потому что увидели нас.
Н и н а. Да, тем более что они подъехали и остановились прямо напротив того места, где мы лежали. Их было несколько человек, они вышли из машины и пошли прямо на нас. Один сказал, чтобы бросали в овраг. И то, что они бросили, упало рядом с нами. Это было…
Н и н а закрывает лицо руками.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а. Ну что ты, Ниночка? Ну что ты, не плачь…
Н и н а (сквозь слёзы). Тётя Тала, это была Люба. Люба Корниенко.
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а (испуганно). Ах!..
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а. А ведь она как раз тогда и пропала…
Н и н а. Она была завёрнута в какую-то тряпку. Не знаю… (Мотает головой.) Простынь, покрывало… Но завёрнута неплотно. Сначала ничего не было видно. Потом я коснулась, и ткань как-то соскользнула. До сих пор не понимаю, как я не закричала. А потом я увидела светлые волосы и родинку на лбу. А ещё я увидела…
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а (с досадой). Братца бы моего в этот овраг…
Н и н а. Я увидела, что у неё пальцев нет. Вернее, были пальцы, но они были чёрными – как будто обгорели.
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а прячет лицо в ладони. Н а т а л ь я С т е п а н о в н а закрывает рукой рот и, в ужасе глядя на Н и н у, раскачивается из стороны в сторону. Остальные слушают молча и напряжённо. Даже Е л е н а молчит и напряжена.
Н и н а. А потом случилось самое ужасное: Миша вдруг вскочил и помчался в сторону дороги. Туда, откуда пришла машина. И я до сих пор не понимаю трёх вещей. Во-первых, почему он побежал.
И в а н Ф ё д о р о в и ч. А что тут понимать? Испугался ребёнок и побежал. Нормальная реакция. Я вот другое не понимаю: зачем ты его ночью туда потащила и сама зачем поволоклась?
М и ш а мотает головой, как будто хочет что-то сказать, с чем-то не согласен.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а. Потом будешь выяснять свои «зачем». Дай рассказать человеку.
Н и н а. Я тоже подумала, что с перепугу – нервы не выдержали. Но он-то другое говорит.
М и ш а. Я побежал, потому что подумал, что они могут заглянуть в овраг – как там тётя Люба. И тогда они обязательно нас бы увидели. И с мамой тогда было бы как с тётей Любой.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а (с умилением). Ах ты, умница моя!
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а (крестится). Не приведи, Господи…
М и ш а. А ещё я подумал, что если я побегу, то они побегут за мной, а мама в это время спрячется. И что мне они ничего не сделают.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а (всё так же – с умилением). Какой ты у нас отважный!
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а (в тон Н а т а л ь е С т е п а н о в н е). Вот, кто захисник-то.
Н и н а (оживляясь). Но мне даже поверить сложно, ведь Мише тогда семь лет было!.. (После небольшой паузы.) Второе, чего я не понимаю: как я удержалась, как смогла не завопить на всю округу и не броситься за ним. В этом случае мы бы вместе лежали рядом с Любой.
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а (крестится). Не приведи, Господи…
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а. А третье что?
Н и н а. В-третьих, я не понимаю, почему они и в самом деле не заглянули в этот овраг.
М и ш а. Они за мной побежали. Догнали меня, один схватил и спрашивает, кто я такой и чей. А я сказал, что у меня нет никого, и что ночую в этом овраге, что испугался и побежал. Один всё говорил другому: убей. Но тот, что меня держал, ударил прикладом по голове. Я запомнил, что отлетел от него и упал. А потом уже не помню.
Н и н а. Они за Мишей бегут, а я за ними ползу по дну оврага. Потом они вернулись к машине и уехали. А я вылезла, стала Мишу искать. И всё найти не могу. Сама же его одевала потемнее – чтобы видно не было. И сама же найти не могу. Понимаю, что он где-то лежит, слышала, как он падал и вскрикнул. (Со слезами.) Где-то тут мой сыночек, а я не вижу и помочь не могу. А время идёт. Слава Богу, он чуть простонал – я услышала и нашла. А он без сознания. И всю обратную дорогу я на руках его несла. Еле доволоклась.
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а (сквозь слёзы, вытирает глаза) . Ох-хо-хох! Кто бы роман о нас написал.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а (тоже сквозь слёзы, но недовольно). Не выдумывай, кума! Кому это мы нужны – ещё романы о нас писать.
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а. Раньше-то вон – писали. А мы сколько натерпелись!
Н и н а. Наутро я за врачом.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а. Ты к кому обращалась? К Лидии Алексеевне?
Н и н а. Нет, я к Зинаиде Валентиновне. Я всегда к ней. Она осмотрела Мишу, сказала, что трещины в черепе нет. Но сотрясение сильное. Лекарства Мише прописала, велела лежать долго. А я с тех пор всё Любу во сне вижу. Сама голая, глаза остекленевшие и пальцы обгорелые. Придёт, сядет и смотрит.
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а. В церковь тебе надо, Нина. И Любу надо помянуть. Только не к этим – с Бандерой. В нормальную церковь.
Н и н а. С Бандерой это не церковь. Да у нас и нет таких.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а. Тебе, Нина, самой лечиться надо. Если сны такие видишь, значит, повредилась умом.
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а. Знаешь, Нина, в Трускавец тебе надо. Там очень хороший есть санаторий. Лечат нервные болезни. Воду назначают…
И в а н Ф ё д о р о в и ч (насмешливо). Сейчас самое время в Трускавец-то съездить. Не забыть бы ей только во Львов на экскурсию записаться.
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а (сконфуженно). Твоя правда, кум. Чего это я? Сама не пойму.
Д а р ь я. А мне ещё вот что непонятно. Почему они Мишу не тронули.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а (с возмущением). Ничего себе – не тронули! Сказала же Нина: сотрясение мозга.
Д а р ь я. Нет, я не пойму, почему не добили.
И в а н Ф ё д о р о в и ч. А мне вот другое непонятно. Зачем надо было…
Е л е н а (перебивает). А где сейчас ваши деньги, Нина?
Все смеются. Даже И в а н Ф ё д о р о в и ч не может скрыть улыбки. Громче всех смеются Д а р ь я и Д е н и с.
Д а р ь я (смеясь). Да уж, Нина. Вы, пожалуйста, нарисуйте карту для пани Олэны. И напишите там: десять шагов на север, пятнадцать – на юг, возле ёлки без макушки развернуться на 360°, дунуть, плюнуть и продолжать движение на восток. А не то пани Олэне искать несподручно будет.
Н и н а (улыбаясь). Я эти деньги хорошо спрятала – никто не найдёт. И сама просто так не отдам. А уж на что потратить – я знаю.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а. Вот война кончится, и будет на что тратить. Ремонт сделаешь дома. Или машину купишь, как хотела. А может, переедешь куда.
Н и н а. Никуда я не поеду отсюда. (Воодушевляясь.) Вот из принципа не поеду. Назло тем, кто нас гонит, кто и войну для того начал, чтобы мы уехали, чтобы не было нас.
Д а р ь я. Правильно. И я никуда не уеду. Им только этого и надо. (У неё дрожит голос. Она сдерживает себя, чтобы не дать волю чувствам.) Пусть я не стреляю, моя война здесь. Потому что я живу назло. Сам факт, что живу и живу не где-нибудь, а здесь, говорит о моём участии в Сопротивлении. Пока мы живём, пока мы есть, нас через колено не сломать никому.
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а. А на что же ты хочешь потратить свои деньги, Нина? Сумма, видать, приличная. Что у нас тут купишь? На что у нас можно потратить? Разве что Мише оставить.
Н и н а (помолчав). Нет. Думала я и про Мишу, и про уехать. И про путешествие думала. Ну, так, чтобы уж отдохнуть на всю катушку, чтобы на всю жизнь запомнилось. Чтобы чертям тошно стало от нашего отдыха. На Мальдивах каких-нибудь. А не то – в Австралии. Но потом поняла – не это нам нужно.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а (с любопытством). А что же нужно?
Н и н а (подумав). Я как-то ночью, когда прилёты были, всё думала: вот была война – Великая Отечественная. Прошла, закончилась победой. И долго все помнили, что это такое – война. И о погибших помнили, и о тех, что в лагерях… О героях помнили. О том, сколько страданий было, сколько боли. И вот помнили, помнили… А потом всё забыли. Вон, её спросите (кивает на Е л е н у), она вам такого порасскажет… Победу другие присвоили, нас уже обвиняют вместе с Гитлером. И это притом, что в Союзе память блюли, заставляли помнить. А что сейчас-то будет? Через пять лет все всё забудут, и станут в школах учить, что Россия напала на Америку в Киеве.
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Ты к чему это ведёшь-то? Деньги-то твои при чём тут?
Н и н а. Я к тому, что думала, думала и придумала. Сегодня каждый честный человек должен сделать что-то такое, чтобы эту войну не забывали.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а. Это как же?
Н и н а. Пусть каждый что-то сделает. Что-то такое, чтобы забыть не получилось.
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а. И что же ты собираешься делать?
Н и н а. Нужно, чтобы у нас в каждом городе, в каждом посёлке появился памятник. Не табличка, не самодельная фитюлька и не крест даже. А полноценный памятник.
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а. Памятники тоже везде сносят. (Кивает на Е л е н у) Ты на них посмотри.
Н и н а. Они потому и сносят, чтобы не помнили. А новые ставят – чтобы другое навязать. Настоящую историю фальшивой затмить, нашу победу украсть, наших героев на своих подонков поменять. Вот и нам нужны новые памятники. Чтобы эту войну не забывали.
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Так ты памятник, что ли, поставить решила?
Н и н а. Да. То есть я решила все свои деньги, свой клад пожертвовать в фонд памятников.
И в а н Ф ё д о р о в и ч (с удивлением). А что, разве есть такой фонд?
Н и н а (пожимает плечами, смущённо). Нет. Пока ещё нет. Но когда всё закончится, я создам такой фонд. Он будет заниматься памятью. Чтобы люди знали и не забывали. Чтобы не зря всё было.
Е л е н а (вскакивает и делает круг по комнате). Бо-жеч-ки!.. Божечки! Это ж надо? Куда я попала! Вы всё-таки зомби. Нет, вы самые настоящие зомби. Это вас коммунисты ещё зомбировали. Вас же лечить надо! А вас вместо этого продолжают зомбировать на новый лад. У неё деньги, нет, чтобы пожить прилично, а она – памятники ставить. Сама живёт в убогой халупе и о статуях мечтает. Божечки! Вот клянусь, как только выйду отсюда, первым же делом возьму лопату, пойду в эту… в эту безглуздую рощу, всё перекопаю, но деньги найду и заберу. Сумасшедшим нельзя давать деньги. Сумасшедшим они только вредят. Они на них статуи покупают вместо харчей. Я мечтаю, чтобы сейчас в эту поганую дверь вошли хлопцы с блакитными повязками, а я бы сказала: увага, шановни громадяне, перед вами зомби-апокалипсис. Вот это оккупант (показывает на Д е н и с а), тут несколько зрадников (обводит рукой Д а р ь ю, И в а н а Ф ё д о р о в и ч а, Н а т а л ь ю С т е п а н о в н у, Е к а т е р и н у Ф и л и п п о в н у), один блаженный хлопец и одна опасная сумасшедшая. Все они верят в серп и молот, молятся красным звёздам и кровавым мальчикам…
Д е н и с (смеётся). Кровавые мальчики – это из другой оперы.
Д а р ь я. Не мешайте, у человека вдохновение. К тому же у всякой эрудиции есть свои пределы.
Е л е н а. Вот именно – не мешайте. (Мечтательно.) И тогда вас бы всех расстреляли. (Машет рукой на М и ш у.) Ну кроме разве блаженного хлопца – его на излечение. А я бы взяла лопату и побежала бы в рощу. Перекопала бы всю рощу, но клад бы нашла. Из-под земли бы достала!
Все смеются.
Д е н и с. Ну не с дерева же.
Е л е н а. Жаль, не придут мои захисники, не постучат в эту дверь.
Раздаётся громкий стук в дверь. Е л е н а резко оборачивается к двери. Все, повернув головы к лестнице и двери, замирают. На лицах – удивление, смешанное со страхом.
К о н е ц в т о р о г о д е й с т в и я.
Действие третье
Та же комната, та же обстановка. Вечер уходящего дня и утро наступающего. На улице так же стреляют, слышен тот же шум.
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Кто это там? (Обращаясь к остальным.) Киборги бы стучать не стали – у них другие манеры.
Распахивается дверь. На улице уже темно. Кто-то заходит, затворяет за собой дверь. Видно, что вошедший – мужчина. Д а р ь я встаёт перед Д е н и с о м, чтобы вошедший его не видел.
И в а н Ф ё д о р о в и ч (настороженно, взволнованно). Кто это? Что вам нужно?
А н т о н (просяще). Иван Фёдорович, это Антон. Игоря – племянника вашего – друг. Я у них с Таней живу… иногда.
И в а н Ф ё д о р о в и ч (с удивлением). Антон? Что-то с Игорем? Или с Таней?
А н т о н. Нет, нет. С ними всё в порядке. Я так думаю. Просто я… э-э-э… Просто я не ночевал дома. А потом всё тут началось. И я как-то вот… Так сказать… Остался, в общем. Мыкаюсь. Можно я у вас пока?
И в а н Ф ё д о р о в и ч (с недоумением). Конечно. Но куда ты шёл?
А н т о н. Да я тут… э-э-э… Сам не знаю. Всё так перепуталось…
Д а р ь я. А по-моему, наоборот. Всё как раз проясняется.
А н т о н. Здравствуйте, Дарья Олеговна. И вы тут… Конечно, проясняется. Но пока, так сказать, не прояснилось… Словом… (Делает неопределённый жест рукой.) Здравствуйте, Наталья Степановна. Всем здравствовать, кого не признал или не разглядел. Простите великодушно за вторжение.
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Я, конечно, ничего не понял. Но это не имеет сейчас никакого значения. И вообще, мне кажется, пора устраиваться на ночлег. Кроватей не обещаю, диванов тоже. Там есть надувные матрасы. (Указывает на неосвещённую часть подвала.) Предупреждаю: на всех не хватит. Кто останется без матраса, устраивайтесь на лавках или сдвигайте стулья. Есть одеяла. Одеял хватит на всех.
Все расходятся. И в а н Ф ё д о р о в и ч, Н а т а л ь я С т е п а н о в н а, Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а и Е л е н а идут в неосвещённую часть. Слышны их голоса – они о чём-то переговариваются. Н и н а и М и ш а устраиваются там же, где сидели – на лавках. Д а р ь я берёт три стула и сдвигает их поблизости от Д е н и с а. Потом приносит два одеяла и воды в кружке, даёт воду Д е н и с у. Пока она ходит, Д е н и с рассматривает А н т о н а, сидящего на скамейке. А н т о н замечает, что Д е н и с его рассматривает, и встаёт.
А н т о н. Что ж. Спокойной ночи. Пойду поищу, где бы прилечь.
А н т о н уходит. Д а р ь я укрывает Д е н и с а одеялом, сама устраивается на сдвинутых стульях.
Д е н и с. Как хорошо, что вы рядом – здесь, поблизости…
Д а р ь я. А как же? Вы – мой подопечный, я должна за вами присматривать. Это ведь я вас сюда притащила, стало быть, мне за вас и отвечать.
Д е н и с. Вы даже не представляете, как мне нравится быть под вашей ответственностью. Ну то есть мне очень приятно, что вы за мной присматриваете. Я даже подумал…
Д а р ь я. О чём вы подумали?
Д е н и с. Я даже подумал, как было бы хорошо, если бы мы…
Раздаётся истошный крик Е л е н ы. И тут же со всех сторон восклицания и вопросы: «Что случилось?», «В чём дело?», «Кто это кричал?».
Е л е н а (сидит на коленях на своём матрасе, кричит). Этот поганый сепаратист только что пытался меня изнасиловать!
А н т о н (испуганно и возмущённо). Боже, какая чушь! Я просто хотел пить. Я видел, что отсюда Дарья Олеговна приносила воду. Я пошёл за водой в темноте и споткнулся. Я не ожидал, что вы уляжетесь поперёк дороги.
Е л е н а. Какой ещё дороги? Что тут тебе – тропа на водопой, что ли? Впрочем, всё это ты будешь рассказывать в прокуратуре, насильник!
А н т о н. Какой ещё прокуратуре? Вы бредите?.. И потом, что я – идиот, насиловать вас у всех на виду?
Е л е н а. А-а! Так ты сознался? Если бы не на виду, то изнасиловал бы? Но, во-первых, я не знаю, может быть, ты и в самом деле идиот. А во-вторых, тут никто ничего не видит – тут темно. Ты всё рассчитал, маньяк! В-третьих…
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Антон, если ты действительно хочешь пить, проходи сюда и пей. Потом ложись куда-нибудь. Только, умоляю, подальше. И не объясняй ничего, иначе это никогда не закончится.
А н т о н. Извините, Иван Фёдорович. Я не знал, что у вас… такие строгие правила. Я и правда споткнулся.
А н т о н идёт на неосвещённую половину, откуда слышится плеск воды и звон посуды. Потом возвращается и устраивается на лавке неподалёку от Н и н ы и М и ш и.
Д е н и с (тихо). Кто этот Антон?
Д а р ь я (так же тихо). Он, кажется, из Казани. А может, из Рязани… Не знаю точно. Он друг дедушкиного племянника – дяди Игоря. Приезжает сюда зачем-то, какие-то дела у него. Останавливается всегда у дяди Игоря и тёти Тани. Да, в общем, и всё. Больше я о нём, пожалуй, ничего и не знаю. А что?
Д е н и с (задумчиво). Да так… Кого-то он мне напоминает, а вот кого – не пойму. То ли я его видел когда-то и где-то… А может, похож на кого! Ну никак не соображу.
Д а р ь я. Ну в таком случае, как говорится, утро вечера мудренее. Может, к утру память прочистится, и вспомните. Как ваша нога?
Д е н и с. Пустяки! Как может болеть рана после вашей перевязки?!
Д а р ь я. Ну что ж. Я рада. Тогда постарайтесь уснуть – спокойной ночи. Здесь привыкли спать «под грохот канонады».
Д е н и с. Постараюсь. Спокойной ночи.
Тихо. Кажется, что все уснули. Вдруг из темноты появляется Е л е н а в наброшенном на голову одеяле, которое она придерживает под подбородком. Е л е н а подходит на цыпочках к Д е н и с у и садится перед ним на корточки. Д е н и с просыпается, видит перед собой Е л е н у, от неожиданности вздрагивает и охает.
Д е н и с (недовольно, испуганно). Что надо? Незадавшееся изнасилование так подействовало? На приключения потянуло?
Е л е н а. Нет.
Д е н и с. Что тогда?
Е л е н а. Никогда так близко оккупантов не видела.
Д е н и с (испуг прошёл, его тон становится всё более насмешливым). О, Господи… Ну как, посмотрела?
Е л е н а. Посмотрела.
Д е н и с. Тогда возвращайся, откуда пришла.
Е л е н а. Так бы и плюнула тебе в зенки.
Д е н и с. За чем же дело стало? Дедушку с палкой боишься?
Е л е н а. Воспитание не позволяет.
Д е н и с. Ах да! Как же это я не сообразил. Негоже потомкам изобретателей колеса оркам в зенки плевать.
Е л е н а. Я же не русня какая-нибудь. И не быдло промосковское.
Д е н и с. Ну не позволяет воспитание, так и ступай себе с Богом. О чём говорить-то?
Е л е н а встаёт и так же тихо уходит.
Д а р ь я (тихо). Я слышала. И видела.
Д е н и с. Явление не пойми кого народу.
Д а р ь я (приподнимается, опираясь на локоть). Вот почему они такие?
Д е н и с. Ну, знаете!.. Так сразу не скажешь.
Д а р ь я. Не отвечайте. Это вопрос риторический.
Д е н и с. Понятно. Хотя могу ответить – я на них насмотрелся.
Д а р ь я. Ну тогда отвечайте.
Д е н и с. Скажу вам, что видел разных. Во-первых, есть убеждённые. Причём убеждённые не в первом поколении. Мы вот говорим: деды воевали… нам завещали… Ну и всё в этом роде. Так ведь у них тоже деды воевали. Только на другой стороне. Но для них-то это такие же деды, как для нас – наши. Во-вторых, с ними работали. И очень серьёзно работали. После такой обработки они не могут быть другими. Есть ещё категория – бывшие русские. Приехали сюда, чтобы стать здесь своими. Оттого стараются и выслуживаются. Стремятся стать святее Папы Римского. Ну и в-четвёртых, есть ещё и мистика. Куда же без неё!
Д а р ь я (весело). Мистика? Вы шутите?
Д е н и с. Нисколько. Кстати, среди военных вообще много мистиков. Ну, профессия такая – не всё от тебя зависит. Но в нашем случае мистика, можно сказать, классическая.
Д а р ь я. Это как же? Что значит – «классическая мистика»?
Д е н и с. Помните Гоголя – «Страшная месть»?
Д а р ь я. Пожалуй, в общих чертах.
Д е н и с. Там дед, кстати, клад искал. Только в параллельном мире. А чёрт его разыгрывал.
Д а р ь я. Да, что-то там на бахче не вытанцовывалось, и куда-то этот дед переносился.
Д е н и с. Вот именно. Этот дед – символ здешних мест. А его поведение – это программа. Пляшем, спотыкаемся, чертыхаемся, видим могилку со свечечкой, бежим копать. Достаём горшок с какой-то дрянью и успокаиваемся. Программа эта разыгрывается примерно раз в сто лет.
Д а р ь я (тихо смеётся). А что? Похоже! Только сами они никогда этого не признают.
Д е н и с. Ещё бы! Если бы признали, всё бы остановилось.
Д а р ь я. Простите, мне любопытно… А кто вы по профессии?
Д е н и с. Вообще-то, филолог.
Д а р ь я (смеётся). Я так и подумала.
Д е н и с. А вы?
Д а р ь я. Я преподаватель. А ещё психолог.
Д е н и с. Преподаватель чего?
Д а р ь я. Преподаватель психологии.
Д е н и с. Разве тут?..
Д а р ь я. Вы хотите спросить, где тут преподавать психологию? В колледже.
Д е н и с. Знатно. Кстати, вы про какой-то шторм говорили. Я не понял, хотел уточнить – что за шторм?
Д а р ь я. Шторм?..
Д е н и с. Ну, когда тут наша Олэна выступала, вы ещё сказали: не обращайте внимания, это у неё какой-то шторм.
Д а р ь я. Ах, это! Катехоламиновый, наверное.
Д е н и с. Вот-вот! И что это такое?
Д а р ь я. Вообще-то, это выброс полярных гормонов. Но тут другое важно.
Д е н и с. Что именно?
Д а р ь я. Вы же знаете, что такое «цветные революции»?
Д е н и с. Кто же этого не знает!
Д а р ь я. Вот именно: все знают, но все продолжают участвовать. Не буду распространяться, но скажу, что эти методы меняют не только психику, но и физиологию. Им много чего прямо и подспудно внушают: бредовые идеи превосходства, что противник – не человек и его можно убивать. Но главное, этим несчастным революционерам так раскачивают гормональную систему, что личности там уже нет, здоровья тоже нет – руины от человека. Понимаете, этот самый катехоламиновый шторм бывает при панических атаках или когда человек готов покончить с собой. Я хочу сказать, что конец у них один – депрессии, суициды, нервные срывы, панические атаки и прочие прелести.
Д е н и с. Да уж, картина невесёлая. Я судить не берусь, доверяю вам, как специалисту.
Д а р ь я. Ручаюсь, что так и будет. Это, увы, неизбежно.
Д е н и с. Так что же, стоит ли нам пожалеть нашу пани Олэну? Или всех этих захисников? Они ведь несчастные жертвы манипуляций. Может, мы всё не то делаем? Может, вместо военных операций их нужно отлавливать по одному и перевоспитывать?
Д а р ь я. Не смейтесь! И я не думаю, что оно того стоит. В конце концов, мы ведь не в каменном веке. При нынешнем доступе к информации и знаниям, невежество – это осознанный выбор. То есть каждый человек в наше время сам выбирает, поскольку имеет такую возможность, – стать жертвой психопатической манипуляции или защищаться от манипуляторов. А жертвой манипуляции можно стать только благодаря невежеству. Если ты выбрал невежество, значит, ты выбрал путь жертвы. С одной стороны, геополитика – да, кто-то упустил влияние, кто-то приобрёл. И спрос тут только с властей предержащих. Но с другой стороны – здоровье масс. И здесь уже выбор за массами. Так что всё это – их выбор. И других виноватых нет. Но всё это скучно, всё это уже надоело. Лучше вы мне скажите: как вам идея Нины?
Д е н и с (растерянно). Нины? Э-э-э… Это… с памятником?
Д а р ь я. Ну да.
Д е н и с (пожимая плечами, неуверенно). Может быть, немного наивно. Но в целом, весьма похвально и в высшей степени благонамеренно.
Д а р ь я (с воодушевлением). Но ведь это хорошо! Хорошо, что она не для себя с этими деньгами носится. Это даже редкость какая-то по нынешним временам.
Д е н и с. Опять же: в целом, конечно, хорошо. Но в этой ситуации лучше бы ей своим здоровьем заняться.
Д а р ь я (вздыхает). Это, наверное, только местные смогут понять и оценить. Все, кто устал от войны, от ненависти, от стяжательства, от лжи… Осталось в этой жизни хоть что-то светлое?
Д е н и с (уверенно, с убеждением). Конечно, осталось! И много чего. Я и сам сегодня в этом убедился.
Д а р ь я (мечтательно). Хочется в красивых платьях гулять. И чтобы можно было в театр поехать. Чтобы цветы девушкам дарили, чтобы музыка играла красивая… Мороженое хочется есть на улице. И чтобы никаких больше прилётов.
Д е н и с (ласково). Всё будет. И цветы, и музыка, и мороженое. И даже быстрее, чем вы думаете…
Снаружи нарастает шум. Слышны голоса, слышен гул подъехавшего и остановившегося танка.
Е л е н а (садится, говорит громко и взволнованно). Кто это может быть?
Встаёт, закутавшись в одеяло, подходит к окошку и, поднявшись на цыпочки, пытается рассмотреть, что происходит на улице.
Между тем все просыпаются и встают. Н и н а и М и ш а садятся на лавку, где лежали. С тёмной половины выходят И в а н Ф ё д о р о в и ч, Н а т а л ь я С т е п а н о в н а, Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а. А н т о н быстро подходит к окну. Видно, что он нервничает. Д а р ь я тоже встаёт. Д е н и с садится на своём матрасе.
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Что там? Что видно?
А н т о н. Кто-то подъехал, но не видно, кто. Судя по звуку – это танк.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а. Темно ещё? Не пойму.
А н т о н. Да нет. Светает. Просто из окна не видно, кто там.
Голоса снаружи всё громче. Слышен громкий стук в дверь. Тут же дверь распахивается, и кто-то, пока невидимый, кричит: «Аллаху Акбар!»
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а (с волнением). Ой, это наши… Это свои! Свои!
Тот же голос: «Бисмилляхи Рахмани Рахим!»
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а (с волнением). Сюда, сюда! Заходите! Мы здесь…
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а (плаксиво). Мы вас ждём! Родненькие наши…
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а. Ждём, когда нас освободите.
Е л е н а (возмущённо). Ой, ганьба! Моджахеды русские пришли, а они рады, две дуры старые.
Д а р ь я (строго). Не только старые. Я тоже рада. И Нина, я думаю, рада.
Е л е н а (отмахивается). Да с вами давно всё ясно. Одна в халупе живёт – статуи на деревне, на селе ставить собралась. Другая на велосипеде сбитых лётчиков собирает. Что с вас взять? Сейчас они вас изнасилуют всей дивизией, тогда ещё радостнее будет.
Д а р ь я (язвительно). О чём-нибудь, кроме изнасилования, не получается думать?
Е л е н а. Не знаю. Не пробовала.
Д а р ь я. Советую.
Д е н и с (смеётся). Насчёт дивизии тоже сильно сказано.
Д а р ь я. С другой стороны, не будем мешать товарищу мечтать.
Н и н а. Избави Бог от таких товарищей.
Е л е н а. Мордорский волк вам товарищ.
Д а р ь я. Мы поняли. (Обращаясь к Д е н и с у) Надо выходить. Только давайте пропустим вперёд эту эльфийскую женщину.
Д е н и с. Давайте пропустим. К тому же я медленно передвигаюсь – не хочу никого задерживать.
Д а р ь я помогает Д е н и с у подняться, усаживает его на скамейку.
С м и р н о в (входит, стоит на верхней площадке). Мурад, ну что там? Тоже мирняк?
М у р а д (входит следом). Мирняк, товарищ майор. Эй, бабушки! Сколько вас?
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а. Сынок, да у нас не одни бабушки.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а. Контингент разномастный.
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а. Две бабушки, один дедушка. Три молодухи, один хлопчик. И раненый.
М у р а д. Товарищ майор, там ещё раненый.
С м и р н о в. Какой там ещё раненый?
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а. Да свой раненый.
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а. Свой, свой…
С м и р н о в. Ладно, разберёмся. Тяжело раненый?
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а. Нет!
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а. Ой!
С м и р н о в. Что такое?
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а (озабоченно). Антоху-то забыли! Ещё молодой один, местный.
А н т о н вздыхает, отирает лицо рукой, как будто умывается.
С м и р н о в. Понятно. План такой. Спокойно, без суеты и паники выходим по одному наверх. Раненого заберём в последнюю очередь. Сначала – бабушки.
С м и р н о в выходит на улицу. Е л е н а, расталкивая всех, первая поднимается наверх. На верхней площадке стоит М у р а д.
М у р а д. Ого! Тут все бабушки такие?
Е л е н а. Нет. Я самая старая.
М у р а д. Вот это повезло.
Е л е н а. Кому именно?
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а (поднимается наверх и подталкивает к выходу Е л е н у). Спасибо! Дождались наконец-то. Освободители наши…
Е л е н а выходит. Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а задерживается перед М у р а д о м.
Н а т а л ь я С т е п а н о в н а (поднимается и подталкивает Е к а т е р и н у Ф и л и п п о в н у). Сколько ждали-то… Может, всё прекратится наконец…
Е к а т е р и н а Ф и л и п п о в н а выходит.
М у р а д. Обязательно прекратится, бабушка. Дайте только срок…
Н и н а с М и ш е й поднимаются наверх.
Н и н а. Спасибо. Мы ждали. Мы натерпелись.
М и ш а. Спасибо.
М у р а д. Давайте, давайте на воздух.
Н и н а и М и ш а выходят.
Д а р ь я. Помогите раненого поднять.
С м и р н о в (появляется в дверном проёме). Так, раненый… (Обращается к кому-то на улице). Два человека…
С м и р н о в выходит. Двое военнослужащих спускаются в подвал, помогают Д е н и с у.
Д е н и с (уже на верхних ступенях лестницы) Товарищ майор! Там человек один…
С м и р н о в (входит, встаёт рядом с М у р а д о м на площадке). Который Антоха?
Д е н и с. Да, он.
С м и р н о в. Что у нас с Антохой?
Д е н и с. Я не могу вспомнить, где я видел его лицо. Может быть, это мои фантазии. Но вы, на всякий случай, присмотритесь. Просто взгляните. Вдруг он и вам покажется знакомым. Мало ли что.
С м и р н о в. Понял. Посмотрим.
Д е н и с выходит на улицу.
С м и р н о в. Кто ещё остался?
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Двое нас. Я – хозяин и гость один.
С м и р н о в. Тогда гостя ждём.
А н т о н мнётся, но приходится выходить. Он неохотно поднимается наверх, старается ни на кого не смотреть.
С м и р н о в (на верхней площадке останавливает А н т о н а). У гостя документы имеются?
А н т о н (нервно смеётся). Кто же это в гости с документами ходит? Я здесь случайно – из-за усилившейся стрельбы. Но я могу принести – живу недалеко.
С м и р н о в. А ну-ка… Посмотрите на меня, пожалуйста…
А н т о н (не поднимает глаза на С м и р н о в а). А в чём, собственно, дело?
С м и р н о в. Вы могли бы на меня посмотреть? Пожалуйста, на меня посмотрите.
А н т о н. А что случилось-то? Зачем?
С м и р н о в. Та-а-ак! Кажется, я понимаю, что случилось. Мурад, ты узнаёшь этого гражданина?
М у р а д. Не узнаю, товарищ майор. Вернее… Вернее что-то знакомое, где-то видел. Но не припомню, где именно.
С м и р н о в. А я вот помню. Ты здесь человек сравнительно новый. Не всех застал. А я-то с 14-го года участвую. И мно-о-о-гое повидал. Вот помню, взорвали машину очень тогда популярного и любимого многими комбрига. Я тоже его хорошо знал и уважал. Но, понимаешь ли, Мурад, в чём дело… Убийцу комбрига вычислили. Оказалось, что его – убийцу то есть – видели несколько человек. И тогда фоторобот висел на каждом столбе. Я, кстати, так с тех пор и ношу с собой. Сейчас покажу.
Достаёт из нагрудного кармана лист бумаги, сложенный в несколько раз. Разворачивает и показывает М у р а д у.
Ты только взгляни! А? Какого? Никого не напоминает?
М у р а д (смотрит на лист бумаги). Да вот же он, перед нами стоит (показывает на А н т о н а).
А н т о н (с нервным смешком). Ерунда какая-то. Никаких машин я никогда не взрывал. Это клевета. Или ошибка.
С м и р н о в. Вот мы и разберёмся.
А н т о н. И разбираться нечего. Я же вам говорю: вы ошиблись. К рассказанной вами истории я не имею никакого отношения. Мало ли похожих людей? Пусть даже я похож на этот фоторобот. Что с того? Мало ли, кто на кого похож? Это ещё не основание хватать людей.
С м и р н о в. А вас никто пока и не хватает. Но проверить придётся. Если не ваше лицо на картинке, пойдёте на все четыре стороны. А если ваше – не обессудьте. Придётся нам поближе познакомиться. Мы побеседуем, и вы расскажете, кто вы и зачем совершили такой ужасный поступок.
А н т о н. Хорошо, проверяйте. Но я вам заявляю: ничего я не совершал, и никаких комбригов я не взрывал. И вообще я далёк от военной темы. Это совершенно не моё.
С м и р н о в. Зато это моё! Вот я и разберусь.
Уходят.
М у р а д. Кто ещё остаётся?
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Я. Я один. Сейчас я поднимусь. Только проверю тут кое-что.
М у р а д. Хорошо, дедушка. Поднимайтесь.
М у р а д уходит. И в а н Ф ё д о р о в и ч остаётся один.
И в а н Ф ё д о р о в и ч. Н-да. Интересная история с Антоном. И ведёт он себя как-то странно. Не иначе в бегах… Неужто он тогда взорвал? А я ведь очень хорошо помню эту историю. Антон тогда действительно здесь был. И жил всегда у Игоря с Таней. Как приедет – всегда у них останавливается. Игорю теперь тоже не поздоровится – начнут таскать. Но главное – как тяжело принять такое предательство. Человек выдаёт себя за твоего друга. Ты веришь ему, пускаешь в свой дом, делишься всем, что имеешь. Но оказывается, он просто пользуется тобой. И всё ради каких-то фантазий, ради призраков. А может, и корысти ради – сейчас ведь всё так.
Пауза, во время которой И в а н Ф ё д о р о в и ч обходит подвал.
Как странно. Как странно всё устроено. Люди борются за что-то, не жалеют своих жизней. Доказывают себе и другим, будто всё это – все жертвы – во имя будущего, во имя детей и внуков. Но выясняется, что никаким детям ничего и даром не надо. А потом появляются эти самые внуки и делают ровно то, против чего боролись их деды. И что получается? Зря боролись? Зря себя не щадили?.. Самое страшное – сознавать, что всё было зря.
Подходит к столу. Берёт осколки чашки.
Разбили две дуры чашку. Жаль. Хорошая была… Кобальтовая сетка! Склеить разве?.. Только зачем? Всё уж не то… Купит баба новую чашку. Только новое – всегда другое. А каким оно будет – это другое? Чего ждать от будущего, если прошлое оказалось напрасным?.. (Задумывается, держа в руках осколки). Вот стоишь одной ногой в могиле, а всё о будущем грезишь. Отчего это? Оттого что страшно помирать с мыслью, что всё было зря. Не должно так быть. Не должно.
С улицы слышны голоса и смех, заглушаемые рёвом танка.
К о н е ц
Изображение из открытых источников. | 
