 Светлана Замлелова
В романе «Мастер и Маргарита» М.А. Булгаков пишет: «Дом назывался “домом Грибоедова” на том основании, что будто бы некогда им владела тётка писателя – Александра Сергеевича Грибоедова. Ну владела или не владела – мы того не знаем. Помнится даже, что, кажется, никакой тётки-домовладелицы у Грибоедова не было...» В доме размещается МАССОЛИТ, а также превосходный ресторан, один из лучших ресторанов Москвы. И хоть на самом деле речь идёт о Доме Герцена, но и связь с Грибоедовым у этого здания тоже имеется. Когда в «Горе от ума» княгиня Тугоуховская рассказывает о своём родственнике:
…Нет, в Петербурге институт
Пе-да-го-гический, так, кажется, зовут:
Там упражняются в расколах и в безверьи
Профессоры!! у них учился наш родня,
И вышел! хоть сейчас в аптеку, в подмастерьи.
От женщин бегает, и даже от меня!
Чинов не хочет знать! Он химик, он ботаник,
Князь Фёдор, мой племянник..,
она имеет в виду Алексея Александровича Яковлева, двоюродного брата Герцена, человека умного, образованного, известного под прозвищем «Химик».
У Грибоедова действительно были тётки, но проживали они в Москве совсем по другим адресам. Впрочем, дело не в тётках – есть в столице всамделишный Грибоедовский дом, в котором жила не тётка писателя, а он сам со своими родителями и сестрой. Дом этот находится на углу Новинского бульвара и Девятинского переулка, неподалёку от церкви Девяти мучеников. Судьба этого дома, как и дата рождения А.С. Грибоедова, до сих пор вызывает разногласия. До сих пор можно встретить утверждение, что дом Грибоедовых пострадал от пожара 1812 года. Ещё в начале XX века, когда гласный Московской городской думы Н.А. Шамин ходатайствовал об установке мемориальной доски на доме писателя, Общество любителей российской словесности объявило, что, по свидетельствам современников, дом был совершенно разрушен пожаром 1812 года. Но вскоре было установлено, что дом не пострадал и значился в списках владений, уцелевших от пожара.
Но ходатайство Шамина всё равно было отклонено, потому что путаница коснулась не только родового гнезда Грибоедовых, но и года появления на свет будущего писателя. На запрос Московской городской думы всё то же Общество любителей российской словесности ответило: «Обычно указываемая дата рождения писателя 4 января 1795 г. является совершенно произвольной». На просьбу уточнить, когда же всё-таки родился автор бессмертной комедии «Горе от ума», любители словесности ответили так: «Наиболее вероятная дата рождения Грибоедова 4 января 1791 г.». Однако на могильном памятнике писателя в Тифлисе, установленном его вдовой, значилось: «Александр Сергеевич Грибоедов родился 1795 года генваря 4 дня, убит в Тегеране 1829 года, генваря 30-го». В то же самое время исповедальные документы церкви Девяти мучеников в Москве содержат указания, что в 1805 году Александру Грибоедову было 10 лет, в 1808-м – тринадцать, в 1810-м – пятнадцать. Вся эта неразбериха помешала установить памятную доску на доме Грибоедовых к столетию писателя. И только уже в советское время на доме №17 по Новинскому бульвару появилась мраморная доска с бронзовым портретом-барельефом работы скульптора С.Д. Меркурова.
К слову, при жизни А.С. Грибоедова Новинского бульвара не существовало, на его месте была площадь, появившаяся после того, как в Москве было решено снести Земляной вал, изрядно пострадавший после французской оккупации. На месте вала и рвов решено было устроить широкую, мощёную кольцевую улицу. Так что в 1822 году А.С. Грибоедов писал В.К. Кюхельбекеру: «Пиши мне в Москву, на Новинской площади, в мой дом…» Название же «Новинский» или «Новинская» происходило от названия бывшего здесь не так давно Новинского Введенского Богородицкого монастыря, что на Бережках. Монастырь занимал квартал между Девятинским и Новинским переулками. Названия близлежащих улиц также напоминают о монастыре – Конюшковские улицы отсылают к располагавшимся здесь монастырским конюшням. Монастырь был основан в XV веке, со временем, как водится, вокруг него появилась слобода, приходскую церковь которой освятили в честь Иисуса Навина. Отсюда и название – Новинский монастырь, Новинская слобода, Новинская площадь, Новинский бульвар, Новинский переулок… Ещё в начале XVIII века монастырь был окружён высокой каменной стеной с башнями. Сначала пожар уничтожил часть построек, а затем – в 1764 году – Екатерина II упразднила монастырь. Остался Введенский храм, снесённый уже в 1933 году. Остальные монастырские храмы были снесены в XVIII-XIX вв. Кстати, после указа императрицы в монастырских помещениях располагались поочерёдно школа, полицейская часть, пожарная служба, военная тюрьма. Однако никогда в связи с этим не доводилось слышать о градостроительных преступлениях или безбожной власти Екатерины II. То, что уничтожение храмов до и после 1917 года воспринимается как явления разного порядка, лишний раз напоминает о подверженности человеческого сознания манипуляциям и о том, что любые убеждения – это всегда, в первую очередь, восприятие самого себя.
Дом Грибоедовых изначально располагался на территории монастыря, но со временем оказался на Новинской площади, которая оказалась излюбленным местом народных гуляний на Рождество, Масленицу и Пасху. В доме была большая открытая галерея, откуда, как из театральной ложи, домочадцы наблюдали за праздничными развлечениями москвичей. К Грибоедовым нарочно приезжали родственники и знакомые, чтобы полюбоваться с этой галереи на балаганы, катания, качели и прочие незамысловатые радости жителей города. Н.К. Пиксанов, описывая Новинские гуляния, уверял, что в праздники здесь собиралась вся Москва, независимо от сословия, достатка и возраста.
Грибоедов родился и вырос в самом сердце Москвы, прекрасно знал её нравы и быт, он был потомственным и коренным москвичом. Но любил ли он Москву? Едва ли. «В Москве, – писал он, – всё не по мне, праздность, роскошь, не сопряжённая ни с малейшим чувством к чему-нибудь хорошему. Ни в ком нет любви к чему-нибудь изящному. Все погрязли в свои сплетни и мелкие делишки…» А.С. Пушкин, отзываясь о комедии Грибоедова в письме к А.А. Бестужеву, уверял, что стихи эти непременно войдут «в пословицу». Но вместе с тем он отметил и то, что впоследствии наверняка отмечали многие читатели: «Всё, что говорит он, – очень умно. Но кому говорит он всё это? Фамусову? Скалозубу? На бале московским бабушкам? Молчалину? Это непростительно. Первый признак умного человека – с первого взгляду знать, с кем имеешь дело, и не метать бисера перед Репетиловыми и тому подоб.» В самом деле, монологи Чацкого кажутся неуместными и странными. «Была же охота тебе всё это высказывать, а главное – думать об этом, возмущаться и страдать», – невольно думаешь, наблюдая, как Чацкий разоблачает своих оппонентов. В том же письме Пушкин признавался: «Вот что мельком успел я заметить: Драматического писателя должно судить по законам, им самим над собою признанным. Следственно, не осуждаю ни плана, ни завязки, ни приличий комедии Грибоедова. Цель его – характеры и резкая картина нравов». Но, думается, дело в другом. Чацкий – это не просто «добрый малый, проведший несколько времени с очень умным человеком (именно с Грибоедовым)», как подметил, опять же, Пушкин. Это – сам Грибоедов, обращающийся к своим родственникам и московским знакомым, в которых ему всё не нравилось, а заодно и высказывающийся по поводу Москвы: «Нет! недоволен я Москвой». Монологи Чацкого перекликаются с письмами Грибоедова. Это не Чацкий стремится уехать из Москвы, а Грибоедов, не Чацкий возмущён глупостью, отсталостью, пошлостью московского барства, а создавший Чацкого Грибоедов. В письмах Грибоедов рассказывает, что родные не хотят знать, чем он живёт, что его интересует. Они знали, что это тот милый Саша, который вырос, потом много повесничал, но наконец угомонился и даже определён в миссию, а со временем сможет попасть в статские советники. Больше ничего их не интересует, они не понимают его, а матушка и вовсе с презрением высказывается о литературных занятиях. Ну как тут не вспомнить Фамусова: «Забрать все книги бы, да сжечь». Или Загорецкого:
Нет-с, книги книгам рознь. А если б, между нами,
Был ценсором назначен я,
На басни бы налёг; ох! басни – смерть моя!
Насмешки вечные над львами! над орлами!
Кто что ни говори:
Хотя животные, а всё-таки цари…
Он был счастлив в любви, но не находил понимания у родственников, написал гениальную комедию в стихах и несколько чудесных вальсов, оставшихся в мировой музыкальной сокровищнице, служил дипломатом и прожил всего 34 года, погибнув от рук разъярённой толпы. Его таланты долгое время оставались незамеченными, а честолюбие – неудовлетворённым. Удивительно яркая и такая короткая жизнь. Был ли он по-настоящему счастливым человеком? Кто знает…
Как и все классики, он – настоящий. Его биография и творчество останутся предметом исследований, и новые поколения литературоведов будут находить в них новые факты и смыслы. Сегодняшнему читателю его творчество может подарить то, чего лишена современная премиальная литература – красоту языка и стиля, осмысленность и точность описаний, понимание человеческой природы и природы вещей.
2025
Художник П. Борель. |
