Светлана Замлелова
Недавняя свадьба в семье краснодарской чиновницы Хахалевой вызвала немало толков и навела на неожиданные размышления. Кроме морально-нравственного облика, общественность проявила интерес к порочащим связям судьи, а заодно и к лицам, почтившим своим посещением нашумевшую свадьбу. А среди лиц были замечены Иосиф Кобзон, Николай Басков, Сосо Павлиашвили, Валерий Меладзе. Соскользнув с темы коррупции на тему «талант и злато», общественная мысль возбудила новое недовольство, потому что артисты от факта получения гонораров принялись дружно отказываться, а Иосиф Кобзон даже назвал подобное любопытство по отношению к артистам «хамством». Но тут проявилась Ксения Собчак и, сказав что-то вроде «бросьте трепаться», раскрыла страшную гонорарную тайну. И в обществе разгорелись новые споры.
Оказалось, что многие вообще не одобряют практику подработки артистами вне сцены. Кому-то show-business претит как таковой со всеми своим приёмчиками и подходцами, а так называемые «звёзды» ничего кроме стойкого отторжения давно не вызывают. Кто-то высказывался о беспринципности артистов, готовых за деньги выступать хоть перед чёртом лысым. Словом, вполне себе рядовое для современной России событие, пусть и с криминальным душком, вывело на вечные темы. Впрочем, современным искусством можно возмущаться или восхищаться, но нельзя не признать очевидного: никакое искусство и, шире, никакая культура не существует в отрыве от общества. Каково общество, каковы его ценности, такова и культура. И чем ругать режиссёров с музыкантами, лучше уж признаться честно: это не они такие – это все мы такие. Если в Средние века главной ценностью был Бог, то и культура определялась религией. Философия, литература, живопись, музыка имели по преимуществу религиозный характер. Но если главной ценностью стал «рынок», деньги, успех, то какой и быть культуре, на что ориентироваться искусству?
Современное искусство вполне можно сравнить с производством, которое бывает массовым и кустарным. Другими словами, любой товар может производиться крупным производителем в большом количестве и распространяться затем через торговые сети. А может быть создан вручную поштучно и реализовываться при помощи лавки, ярмарок, интернета или каким-нибудь иным экзотическим способом. Логика товара – увы! – распространяется сегодня на все сферы жизни, поэтому в таком сравнении нет ничего удивительного. Даже сам термин – show-business, – то есть предпринимательство в сфере зрелищ, говорит в пользу такого сравнения. Ведь бизнес, каким бы товаром он ни занимался, преследует всегда одну и ту же цель – прибыль, и использует при этом схожие в общих чертах способы её достижения. Для прибыли бизнесу необходимо: наличие товара, относительно приемлемое его качество, стабильное производство в необходимых масштабах, изучение спроса и/или его формирование, последующее продвижение товара с учётом этого спроса и, наконец, реализация товара. Всё это касается и автомобилей, и йогуртов, и книг, и спектаклей, и даже песен с танцами. Существует мода на мюзиклы? Пожалуйста, найдём, кто бы создал «попопсовей мотив и стихи», подберём красивые костюмы, душераздирающий сюжет, и… проект готов. В обществе появился спрос на героев и подвиги? Да ради Бога: вот герой, вот подвиги, а вот и книги с их описаниями – ещё проект. А что если потребитель зрелищных услуг не примет героического писателя или концептуального режиссёра?.. А премии-то на что?! Ну кто же отвергнет творцов, увешенных, как новогодние ёлки шарами, премиями? Разве что невежда или дурак.
Производителю всегда важно найти свою аудиторию или нишу, важно привлечь внимание к товару или торговой марке, и можно выходить к покупателю. И в этом смысле торговая марка «Николай Басков» ничем не хуже марки «Dior» или «Chanel». Но если для парфюмерии конкуренция и прочие законы рынка идут на пользу, то искусство, обращённое в товар, постепенно перестаёт быть искусством. А потому стоит ли удивляться происходящему на эстраде и в кино, в театре и литературе. И дело даже не в том, перед кем выступают артисты. Всё-таки исполнительское искусство предназначено для зрителя, то есть рассчитано на немедленный отклик. Играть, танцевать или петь «в стол» невозможно, а потому такое искусство не может не учитывать спрос и легче вписывается в рыночные условия. Профессия артиста и заключается в том, чтобы выступать и получать за выступления гонорары. А судья Хахалева со всеми своими домочадцами и сомнительными друзьями вполне могла бы оказаться на самых дорогих местах какого-нибудь концертного зала при выступлении всё тех же Кобзона с Басковым. И никому не пришло бы в голову отменять концерт на том основании, что в зале потенциальные коррупционеры. Судья Хахалева – такая же гражданка Российской Федерации, как и все остальные, и почему бы ей не пригласить на свадьбу дочери известных артистов? Откуда на это деньги – другой вопрос. Причём вопрос к Хахалевой, а не к Баскову.
Во все времена поэтов и артистов, певцов и художников приглашали выступать те, кто имел возможность платить гонорары. Вспомним «Гамлета»: «Розенкранц: …Если люди вас не радуют, то какой постный приём найдут у вас актёры; мы настигли их в пути; и они едут сюда предложить вам свои услуги». За свою работу получали плату Леонардо да Винчи и Тициан, Гойя и Веласкес, Амати и Страдивари. Ломоносов и Державин посвящали и подносили оды императрицам. То есть дело не в гонорарах как таковых. Стоит лучше обратить внимание на репертуар того же Николая Баскова. Итак, «Вишнёвая любовь»:
Смотрят счастливые глаза,
Из-под ног убегает земля.
Чувства, сквозь время голося,
Целовали, любовь вороша.
И ночь с луной наедине
Укрывали любовь, чуть дыша.
И моя вишнёвая любовь
Всю весну насквозь прошла…
Если оставить такие мелочи, как отсутствие рифмы, хочется спросить: как это чувства могут голосить сквозь время или целовать неизвестно кого, одновременно вороша любовь? Да и вообще, как могут чувства ворошить любовь – сами себя, что ли, они ворошат? Или это были какие-то другие чувства? И как это ночь наедине с луной могли укрывать любовь – уже трое, не получается наедине.
А вот песня «Я подарю тебе любовь»:
Звёзды светят неслучайно, где-то есть моя.
Я ищу источник счастья, сердцем горя.
На окраине вселенной среди двух миров
Я найду счастливый вечер, встречу любовь…
Можно, конечно, порадоваться наметившейся рифме, но вопросов остаётся ещё множество: и насчёт астрономического открытия, и насчёт блужданий в коридорах времени, и насчёт неких двух миров. Да и просто насчёт корявых, бессмысленных виршей. Что же такое случилось с Николаем Викторовичем, как-никак заслуженным артистом РФ, исполнявшим когда-то арии Ленского в «Евгении Онегине» Чайковского или Моцарта в «Моцарте и Сальери» Римского-Корсакова? Всё очень просто, если знать, кто автор вышеозначенных стихов. Строки принадлежат Михаилу Гуцериеву, российскому миллиардеру, мажоритарию Промышленно-Финансовой Группы «САФМАР» («РуссНефть», «Русский уголь», «Моспромстрой», «Бинбанк» и пр.), владельцу британской компании «GCM Global Energy Inc.» и т.д. А ещё Михаил Сафарбекович лауреат премии имени Р. Рождественского «Поэт года» в рамках фестиваля «Песня года-2013», «Песня года-2014», «Песня года-2016»; победитель музыкального конкурса «Шансон года-2016» (девять песен), «Шансон года-2017» (двенадцать песен); победитель музыкального конкурса России «Золотой граммофон» 2014 г., 2016 г. (три песни); лауреат ежегодной премии журнала «Наш современник» за 2015 г. в номинации «Поэзия». Песни на слова М. Гуцериева поют А. Пугачёва и К. Орбакайте, И. Кобзон и С. Ротару, и многие, многие другие.
Когда-то М. Бернес, вдохновившись стихами М. Исаковского, исполнил песню «Враги сожгли родную хату…» Исполнил так проникновенно, что подарил песне второе рождение. Интересно, чем именно вдохновляется И. Кобзон, когда поёт:
…Доля женская – воля мужская,
За любовью – сотни забот.
Бьются женские чувства и, жизнь зарождая,
Сверяют с луной гороскоп.
<…>
Нежность женская – страсти мужские,
Ты за слёзы не упрекай.
Наши женщины любят цветы полевые
И ночью любовь невзначай…
Кто-нибудь представляет себе зарождающие жизнь чувства, которые сверяют с луной гороскоп? А главное, зачем эти чувства сверяют гороскопы? Для определения пола зарождающейся жизни, что ли? Но самое пикантное это, конечно, «любовь невзначай». Это как, делая вид, что ничего не происходит? Особенно вкупе с полевыми цветами.
А что чувствует К. Орбакайте, припевая:
По московским заснеженным улицам
Топчет медленно снег народ.
Город мысли читает по лицам,
И скользит под ногами лёд.
<…>
Сквозняки по серым подъездам,
По кривым асфальтовым съездам…
Кто кого топчет, почему лёд скользит, если должны скользить ноги, что такое «сквозняки по кривым асфальтовым съездам»? Что вообще за абракадабра?..
Но самое ужасное, что это уже обыденность. Как в порядке вещей стало то, что театр им. Гоголя «подарили» не вполне, очевидно, здоровому человеку Серебренникову, что лучшими писателями (как в поэзии, так и в прозе) у нас традиционно уже называют людей откровенно слабо владеющих письменной речью и не обладающих художественным даром. Логика товара давно добралась и до искусства. В соответствии с этой логикой, произведения оцениваются не по достоинствам, а, например, по степени известности автора их создавшего. Явление, в общем-то, не новое, но сегодня получившее особенно широкое распространение.
В повести Н.В. Гоголя «Портрет» талантливый и многообещающий художник чудесным образом становится обладателем большой суммы денег. Он знает, что нужно ещё много учиться и развивать свой талант. Но он устал от постоянной нужды, а потому, заполучив деньги, немедленно снимает дорогую квартиру и начинает писать портреты богатых петербуржцев. Его умения и опыта вполне хватает для этого нехитрого дела. Пытаясь писать по вдохновению, он, в конце концов, оставляет эти попытки и старается во всём угодить клиенту. Так мало-помалу он делается модным и богатым живописцем. Но однажды, увидев картину настоящего художника и поняв, что его собственному таланту уже никогда не подняться на такую же высоту, он приходит в отчаяние. Мы же сегодня имеем дело не только и не столько с недоразвитыми талантами, но зачастую с полным их отсутствием. И Гуцериев тут не исключение. Вот ещё примеры из современной поэзии:
Птицы вечности реют повсюду
и в небесные трубы трубят.
Молча слушаю, мою посуду,
ты не слышишь, ты моешь ребят.
Мы оглохли от хриплых и разных
свистунов на руинах основ,
от пророков ленивых и праздных,
извращающих истинность слов…
А это другой современный поэт:
Блестела никелем кастрюля,
Варился суп совсем простой,
На подоконнике кошак-чистюля
Прилёг, лишён уюта на постой.
На кухне ведь тепло зимой
И рядом человек о чём-то говорит,
Но видно по нему – ушёл в запой
И на звонки он отвечать уж не бежит…
Уместно ли вообще рассуждать здесь об искусстве? А между тем, это произведения ведущих, многократно премированных современных российских поэтов, чьи произведения включены в учебные программы школ и вузов. Можно ли тут говорить о гармонии, о новизне, об интуиции, о каких-то открывающихся смыслах, о тайне?.. Возможно, стихотворцы и пытались особым способом познать мироздание, вот только на выражение этого познания им очевидно не хватило ни наития, ни художественных средств.
Само собой разумеется, что свои миллиарды член Союза писателей Михаил Гуцериев сделал не на стихах и песнях. С их помощью он лишь намеревается снискать славу русского писателя, поэта-песенника. Но его творчество всё-таки поспособствовало слиянию бизнеса с искусством, позволив заработать артистам. Выше мы убедились, что искусством вполне можно зарабатывать себе на жизнь. Правда, одно дело, когда творец продаёт созданное по вдохновению, когда тот, кто платит, готов платить именно за авторскую работу. И совсем другое, когда художник руководствуется исключительно расчётом и выгодой. Искусство и бизнес – совершенно разные сферы человеческой деятельности. Перед ними разные цели и разные средства достижения этих целей. Деньги любят стабильность, искусство импульсивно и непостоянно. В искусстве, по слову М. Цветаевой, главное – это «подверженность наитию» и «управа с этим наитием». Но наитие не является по вызову, а управа с ним занимает непредсказуемое время. Да и с деньгами нельзя обращаться по наитию.
Какое же отношение «птицы вечности» или «кошак-чистюля» могут иметь к бизнесу? Самое прямое. Начнём с того, что искусство давно уже перестало быть простым копированием действительности. В XX в. искусство понимается как способ «визуализации бытия» через образы, знаки, символы. Художник ищет скрытые, недоступные большинству смыслы и образно, символически передаёт их в произведении. Читателю и зрителю остаётся внимательно вслушиваться и всматриваться.
Для Кандинского искусство учит воспринимать духовное в материальном, для Блока «искусство есть только космос – творческий дух, оформляющий хаос». Блок уверен, что вне символа вообще нет искусства, а художник – это «тот, кто слушает мировой оркестр и вторит ему, не фальшивя». И Блок, и Цветаева понимают искусство как одержимость, а назначение художника видят в том, чтобы прислушиваться к мирозданию, быть инструментом в руках высших сил. Искусство предстаёт непрерывной цепью, крепящейся традицией и приращаемой новизной. Причём новизна эта касается не только и не обязательно формы, но и смысла. Задача художника – видеть невидимое, слышать неслышимое и делать это внятным для других. Вместе с тем, настоящее искусство не должно быть полностью объясняемым, всегда должна оставаться какая-то неразгаданность, неповторимость. Гармония… смутные прозрения… тайна… «виденье гробовое, / Незапный мрак иль что-нибудь такое...» В настоящем искусстве есть что-то, что ускользает от прямолинейных и рациональных толкований, какой-то незримый нерв, доступный только ощущениям.
Но времена и ценности меняются. Каждая эпоха привносит в искусство что-то своё. Какое может быть оформление хаоса, если ценностью стал личный успех? К тому же не всякое искусство, не всякое произведение может быть понято и принято сразу. Там, где требуется вдумчивость, погружение, разгадка символов, успех возможен только со временем. А это уже не актуально. Прибавим сюда же исчезновение цензуры, свободу слова и творчества, когда каждый имеет право писать, петь и говорить, что заблагорассудится, да ещё устойчивое разделение российского общества на группки «своих» и «чужих».
Чем больше свободы, тем больше случайных людей, тем меньше стремления оформлять хаос, тем ничтожнее значение творца в обществе. Зато появляются PR-технологии, show-business и «творческие стратегии», когда чуть ли не самым важным становится имидж или образ автора. Так что творца зачастую современная критика оценивает не по произведениям, порой никчёмным, а по стратегии. И чем ближе она к запросам потребителя, тем успешнее может стать автор. Кого только не встретишь на просторах современного искусства: непонятые и лишённые советского гражданства диссиденты, бесстрашные бойцы всех военных кампаний, непримиримые оппозиционеры, бескорыстные благотворители, отважные защитники сирых и убогих, беспримерные праведники, миллионеры-мошенники и т.д. и т.п. Впрочем, эпатаж – умение обратить на себя внимание самым необычным способом и заставить о себе говорить – тоже идёт в ногу с успехом. Зато те, кто по старинке продолжает оформлять хаос, рынку неинтересны, а потому широкой публике неизвестны. Цветаева считала, что Маяковский появляется на публике в знаменитой жёлтой кофте, когда нужны деньги. В остальное время он творит в уединении. Но к XXI в. жёлтая кофта стала чуть ли не обязательным атрибутом.
Одновременно с прочими рыночными принципами утвердился и принцип релятивизма, то есть равнозначности любых творений. И если не все, как Михаил Гуцериев, могут заставить Кобзона спеть, а Гафта прочитать, то уж опубликовать-то свои творения всем под силу. А многим даже доступно организовать написание рецензий и присуждение премий. Не Кобзон, конечно, но тоже кое-что.
Когда-то принцип релятивизма применяли к андеграунду – инакомыслию, авангарду, абстракции, но сегодня он применяется повсеместно. Попробуйте, укажите на корявость и бессодержательность потока текстов. И услышите, что ничего не понимаете – раз, завидуете – два, что это «новый реализм» «иль что-нибудь такое» – три. Почему, если можно одним, то нельзя другим? Если «Вишнёвая любовь» стала лауреатом фестиваля «Песня года-2014», то чем хуже птицы вечности и кошак-чистюля? А чтобы не было вопросов, творчество М. Гуцериева, Е. Васильевой, А. Улюкаева и им подобных вскоре вполне могут отнести к «новому авангардизму» или «постабстракционизму». Кстати, у всех троих неплохая «творческая стратегия», то есть именно то, как мы выяснили, что нужно вместо гармонии, оригинальности, трудолюбия, творческой работы, поиска новых форм и авторского миропонимания.
Всё это красноречиво свидетельствует только о том, что российское искусство зашло в тупик. Но если говорить о стране в целом, то ощущение тупика возникает у многих. Особенно же это ощущение обостряется, когда узнаёшь, что правосудие в нашей стране вершат люди, не имеющие даже специального образования, зато имеющие прочные и обширные связи в криминальном мире. И если бы судья из Краснодара Елена Хахалева была единственным неприятным эпизодом в современной истории России, можно было бы посмеяться и забыть. Но время от времени мы слышим о проворовавшихся губернаторах и министрах, о придурковатых оппозиционерах и депутатах-уголовниках. Зато ничего внятного мы не слышим ни о какой-нибудь стратегии развития нашей страны, ни о новых идеях и смыслах. И если это не тупик, то что такое, спрашивается, тупик.
Михаил Гуцериев в окружении прислуживающих артистов – своего рода модель российского общества. В самом центре олигархи, в ближнем круге те, кто пользуется от щедрот, затем те, кто не пользуется, но очень хотел бы, а на периферии принципиально несогласные, но никем почти не слышимые. А памятуя о том, что искусство не может существовать в отрыве от общества и его ценностей, нечего и удивляться, что в Большом чуть было не поставили «Нуреева», группа «Война» получила в своё время государственную премию, что творцы, как прихожане отца Фёдора, «по городам разбежались, сокровища ищут». Если наступит другая эпоха и сменятся ценности, глядишь, и искусство возродится. А пока бал правят Хахалева и Гуцериев, нет ничего странного в том, что искусство напоминает супермаркет. Каковы сами, таковы и сани.
2017
|
